Августин Вольнов - Егеренок

Съев что-то для нее очень аппетитное, выхухоль поднялась на задних лапках, вытянулась вверх, чуть изогнувшись назад, и смешно повела носом-хоботком влево-вправо. Лапы у нее оказались перепончатыми — вот отчего она так быстро плавает.

— Смотри, пап, она же гимнастику делает!

Забывшись, Ромка произнес это слишком громко. Выхухоль мгновенно припала к траве, и вот уже ее как будто и не было перед глазами, только в воде, у самого берега, опять мелькнула и тут же исчезла стремительная тень.

Отец засмеялся и в полный голос сказал:

— Теперь уж все, больше не покажется. Редкостный зверек, а знаешь, ему ведь тридцать миллионов лет жизни на земле. Он только в России водится, да и то не везде. К нам сюда завезли из Хоперского заповедника лет десять назад, и вот расплодился, гляди. Шкурка ее на международных аукционах — на вес золота, прямо из рук рвут.

Не трогая весел, отец закурил. Синие струйки дыма потянулись от его рта к стене рогоза, в протоку и там закручивались вокруг стеблей.

— А чем она питается? — спросил Ромка. — Я видел, она на дне к ракушке подходила.

— А так и есть, это ее любимая еда. На такой случай у нее и нос хоботком вытянут, чтобы моллюсков высасывать. А вообще она ест все и не брезгует. Прудовиков, улиток-катушек, пиявок, водяных насекомых и их личинки. Растения тоже. Рыбкой балуется, но редко. Зато самое лакомство для нее — это головастики да лягушачья икра. Страсть как уважает.

— Ну, лягушачью икру не жалко, пусть ест, а вот рыбу зря. Самим людям надо.

— Во-первых, выхухоль дороже всякой рыбы, а во-вторых, рыбоводству она никак не вредит. Наоборот, рыбаки для нее — прямая гибель. От человека выхухоль страдает больше всего. Она попадается в сети, крылены, в жаки и другие снасти и запутывается в них. А ведь ей надо каждые пять-десять минут воздухом подышать. Ну и задыхается. А тут еще находятся браконьеры проклятые… Нет, Ромка, нельзя давать им спуску, никак нельзя!

Как и всегда, упоминание о браконьерах испортило у отца настроение. Он схватил весла и резко погрузил их в воду. Лодка пошла вразрез мелким барашкам на волнах: поднялся ветерок.

— А знаешь, Ромка, — вдруг опять повеселел отец, — в царское время богатые купчихи и всякие там барыньки специально сушеные хвосты выхухолей клали в комоды с бельем и в сундуки. А ты говоришь, противные они. Ха, надо будет пару хвостов матери нашей притащить, как будут вылавливать выхухолей на шкурки. Может, хвосты-то получше духов будут, а?

Посмеявшись, отец с грустинкой добавил:

— Мало теперь у нас в России выхухолей, только три-четыре заповедника всего. Вот пройдет годик-другой, и наша Лыковщина сможет давать в год штук пятьсот зверьков, если, конечно, браконьеры отвяжутся. Они ведь понимают, что выхухоль — чистое золото.

Выбравшись из протоки в большое озеро, отец решил объехать еще несколько участков и через Сигачево озеро вернуться в село. Это устраивало Ромку: он надеялся побывать в лагере Пионерского дозора и повидать Сергея Ивановича.

За два часа они обследовали намеченные участки, и скоро лодка поплыла вдоль зеленых всхолмленных берегов Сигачева озера. Справа открылась луговина и на ней — три большие палатки защитного цвета, высокий шест с зелено-голубым флажком и у тальниковых кустов на воде — три лодки.

Отец насторожился.

— Это еще что?

Возле палаток копошились мальчишки и девчонки с красными галстуками на голых шеях.

— Этих еще не хватало! Тоже будут утят гонять или рыбу губить. Нашкодят тут, а что с них возьмешь? Даже не оштрафуешь.

— Ничего не нашкодят, нужно больно. Вечно ты к нам придираешься.

— К кому это к вам?

— Ну к нам… к пионерам, значит. Что они, не имеют права отдыхать здесь? А тебе бы все штрафовать.

— Но-но! Научился разговаривать! Поглядим вот сейчас, что за народ тут околачивается. Работай веслами веселей!

Отец повернул руль. Лодка проскрипела днищем по песчаной отмели.

— Ты сиди тут, а я погляжу.

Он выскочил на берег и пошел к палаткам.

Ромка оглядел берег, луговину: нигде ничего похожего на сети, крылены или другие запретные снасти. Нет, тут живут ребята не из тех, что браконьерствуют.

Из палатки, к которой подошел отец, выбрались двое — мальчишка в синих трусиках и девочка в панаме. Ромка видел их в школе, но фамилий не знал, они, видно, в дозоре недавно. У обоих на левых руках были повязаны красные лоскутки — дежурные.

Мальчишка, черноглазый и черноволосый, вежливо спросил отца, кого ему нужно видеть.

— Видеть? Хм, многое надо бы мне увидеть. Лагерь у вас тут, что ли?

— Ага, лагерь. Гербарии собираем, всякие другие биологические экспонаты. В общем, научная экспедиция.

Отец придирчиво осмотрел палатки, берег озера.

— Экспонаты, экспедиция, значит… А случаем, ваши экспонаты утят или икряную рыбу не предусматривают?

— Ну-у-у, что вы-ы, дядя, — девочка в панамке обиженно оттопырила губы. — Мы такими делами не занимаемся, мы сами ловим…

Мальчишка тычком в бок отодвинул ее в сторону.

— Мы тут с учителем, позвать его?

— Хм, позовите, пожалуй.

— Сергей Иваны-ыч, идите сюда-а!

Из средней палатки, перед которой в землю был врыт шест с вымпелом, вылез, пригнувшись, учитель. Ромка встретился с ним взглядом: «Как бы поговорить?»

Сергей Иванович поздоровался с отцом.

— Вы к нам в гости или по делу, Владимир Васильевич?

Отец вяло пожал протянутую учителем руку.

— Какие уж с вашими питомцами дела? Боюсь, как бы они не набедокурили на озерах, вот и заехал.

Ребятишки, подошедшие вслед за учителем, враз смолкли. Черноволосый мальчишка уставился на отца с обидой. Сергей Иванович смутился.

— Вы напрасно так о наших ребятах думаете, Владимир Васильевич. Плоховато вы их знаете.

— Да ладно уж, чего там — плоховато. Отдыхайте себе, а мне недосуг.

Ребята от палаток неласково провожали взглядами отца, и Ромке было обидно за них. Но и отец не виноват: он же ничего не знает про дозор. Чего Сергей Иванович стоит и не скажет?

Отец шагнул в лодку, схватился за борт. Ромка напоследок взглянул на берег. Сергей Иванович прищурился улыбаясь и кивнул, дескать, все в порядке, Роман, живем и действуем.

Ночь наступила не по сезону рано. С вечера сизые тучи обложили небо, около полуночи серп месяца выглянул на мгновенье и словно вспорол тучам острым рогом грузные животы. Хлынул дождь. Он вскоре кончился, однако в воздухе повисла сырость, хоть ложкой черпай. Лишь рассеянный странный свет пробивался сквозь облака и матово ложился на поверхность озера.

Ромка вполголоса подосадовал на погоду и плотнее закутался в старый плащ с капюшоном. Будет ли из затеи отца толк? В такую непогодь, пожалуй, и браконьеры не захотят вылезать из дома.