Лариса Исарова - Задача со многими неизвестными

Мать Ланщикова нервно потерла ладони.

— Да, я так его ругала, самой стало жалко! Ведь если бы с тем мальчиком что-нибудь произошло, Петенька мог бы не получить характеристику в институт. Ах, до чего он бывает неразумен!

— Вот то-то и оно! — обрадовалась Кира Викторовна, блеснув белоснежными зубами. — Вот на это и надо нажимать, ему школу кончать, не нам. Пусть отец за него возьмется, пора подтягивать всерьез вожжи, он способный мальчик.

Мать Ланщикова кивала головой, точно заучивала ее слова, а Кира Викторовна уже бросилась к вошедшей Эмилии Игнатьевне, оставив нас наедине.

У меня было много слов раньше, в начале разговора, я хотела предостеречь мать Ланщикова, рассказать о его цинизме, но теперь, видя ее кроткие туманные глаза, я вдруг почувствовала бесполезность этого.

— Боже, до чего нам, женщинам, трудно заниматься наукой, я слышала, вы тоже пишете диссертацию, правда? Эти домашние дела, будни, суетня, вы все-таки счастливая, у вас нет детей…

Она все время меняла тональность разговора, против моей воли вызывая симпатию, как и ее сын, — обаяние у них было одинаковое. И я пообещала держать с ней «связь», извещая ее по телефону о всех «прегрешениях» Петеньки.

И все-таки после того разговора в классе Ланщиков изменился. Внешне стал собраннее, аккуратнее. Он даже пожаловался, что его мать взяла академический отпуск, по настоянию отца, и все время проводит дома, следя за его учебой. Он больше не вмешивался в чужие дела на уроке, он стал вполне прилично отвечать по литературе. Видимо, репетитор ему попался серьезный и добросовестный, но ироничное отношение к жизни у него усилилось.

Когда мы изучали Маяковского, я получила от него сочинение «Мое первое знакомство с Маяковским».

«В те времена я кончал детский сад и готовился перейти от беззаботного детства к новой жизни школьника-мученика. Подходила к концу счастливая жизнь всерьез. Родители часто уезжали, я вообще мало времени с ними проводил. И вот, шныряя по всем уголкам дачи, чтобы найти бумагу для змея, я обнаружил одну большую книгу из очень толстой и удобной бумаги. Я забавлялся своим змеем до прихода родителей, которые потом физическим путем мне внушили, что портить художественную литературу — варварство. Тем более, что это была книга Маяковского «Что такое хорошо и что такое плохо?», с которой они меня собирались познакомить в порядке воспитания в свободную минуту. Такова была моя первая встреча с великим советским поэтом».

Меня поразила странная интонация этой работы. Вдруг передо мной точно возник заброшенный ребенок, полный энергии, жажды жизни, в то же время предоставленный самому себе. Каким же был Ланщиков маленьким? Наверное, смешным и хорошеньким, наверное, ему легко давались и первые буквы и стихи, наверное, он мучил бесконечными вопросами родителей в те минуты, когда встречался с ними. Вполне обеспеченный, ухоженный ребенок… Лишенный только одного — интереса родителей к его внутреннему миру.

А потом начались, наверное, конфликты самолюбивого, но физически слабого мальчика в среде акселератов, желание утвердиться в их мире. Утвердиться как угодно… Отсюда игра на гитаре, умение ссорить, натравливая одних на других, приспособленчество сначала инстинктивное, а потом осознанное… И в то же время его тяга к Чаговой показывала, что в нем еще была потребность в чистой дружбе с девочкой сильной и спокойной, полной противоположностью его мятущемуся характеру…

Эта дружба могла его выправить, но она не состоялась…

С его отцом я встретилась перед 8 Марта. На перемене ко мне подошел высокий седеющий мужчина с такой типично профессорской внешностью, которой почти не бывает у настоящих профессоров. Он меня сразу ошеломил — широко улыбнулся, протянул руку и, когда я в ответ подала свою, — поднес ее к губам на глазах всех учащихся.

— Ах, вот вы какая! Ну, одобряю, одобряю, у моего сына прорезался вкус.

Я растерялась.

— Можно вас, Марина Владимировна? — Он взял меня под руку и торжественно подвел к окну в коридоре. Меньше всего я могла бы предположить, что он — отец Ланщикова. — Итак, что вы мне скажете о нашем бездельнике? — весело спросил он. — Как Петька, взялся за ум?

— Да, теперь по литературе он занимается… — В его отце не было ничего деревенского, но почему-то я подумала, что Ланщиков в своем шутовстве имел с детства образец для подражания.

— Позвольте вас поздравить с Международным женским праздником, — сказал отец Ланщикова, протягивая мне сверток, завернутый в папиросную бумагу, перевязанную розовой ленточкой. Почему-то больше всего меня поразила именно эта ленточка, вернее — аккуратный бантик на ней, когда я отшатнулась от подарка.

— Нет, нет, не обижайте… — бархатисто рокотал отец Ланщикова, придвигаясь ближе, а я отступала, и со стороны это, должно быть, выглядело нелепо.

— Всего лишь календарь, японский календарь, подарите мужу, если сами брезгуете…

— Да зачем мне календарь! — воскликнула я, оглядываясь в поисках Таисии Сергеевны. Вот кто умел выручать из любых ситуаций.

Но ее не было, а он сказал простодушно:

— Красивый, очень красивый!

И мгновенно снял ленточку, развернул бумагу и встряхнул календарь, разворачивая его во всю длину. Передо мной мелькнула полуодетая девушка в брызгах воды.

Я отказалась от подарка, пояснив, что не вешаю календари на стену.

А на следующей перемене, когда я вошла в учительскую, Кира Викторовна спросила:

— Где же ваш календарь? Покажите, она у вас одетая или без ничего?

Оказалось, что отец Ланщикова решил наделить своими календарями всех учителей десятого класса, только на одних девушках было больше одежды, а на других — меньше.

Я сказала, что не взяла подарка, и Кира Викторовна с досадой воскликнула:

— И зря! Вы с Эмилией Игнатьевной не думаете о товарищах. Очень остроумный презент! Ни к чему не обязывающий, а если вам не надо, я бы взяла три. Я как раз ломаю голову, что подарить врачу в поликлинике…

А Наталья Георгиевна любовалась молча разноцветными изделиями японской полиграфии. Отец Ланщикова не забыл и о ней. Наш завуч получила самый большой календарь, с самой обнаженной девушкой.

Отцу Ланщикова нельзя было отказать в чувстве юмора…

Ланщиков закончил школу с очень приличным аттестатом. По литературе у него была четверка. Я не кривила душой, он знал программу, он вполне пристойно отвечал на экзаменах, теперь у него не было конфликтов и с товарищами. В последние месяцы он отказался от своей любимой тактики «разделяй и властвуй».

На выпускном вечере с ним охотно танцевали многие девочки, даже Чагова. Она поймала мой взгляд и подошла потом, спокойно улыбаясь.

— Знаете, Ланщиков на радостях, что со школой покончил, даже извинился…