Катрин Лове - Месье и мадам Рива

Жан-Батист Симон не придумал ничего более умного, как снова выйти под проливной дождь и еще несколько раз обогнуть дом соседей, будто бы абсурдные круги могли волшебным образом зажечь свет у Рива. Разумеется, темнота оставалась темнотой. Было ровно десять часов тридцать восемь минут. Жан-Батист помнит, потому что невольно взглянул на часы. Деревня стояла во мраке — слабый мутный свет нескольких фонарей ничего не озарял. И все-таки господин Симон решил отправиться куда глаза глядят в надежде встретить кого-то, постучаться в чью-то дверь и что-то разузнать о Рива. Более получаса он брел по дороге, никого не встречая и не решаясь ни к кому постучаться. Симону казалось, будто он понемногу лишается рассудка, он даже вдруг поймал себя на мысли: а вдруг всю эту историю с исчезновением Рива он себе вообразил? Тогда Жан-Батист просто вернулся домой, убедив себя в том, что увидит свет на кухне и в гостиной у Рива — именно там обычно горел свет по вечерам. Но нет — все поглотил мрак.

Дома, сняв наконец ботинки и куртку, Жан-Батист принялся искать телефон Жонаса Рива в справочниках. Старик никогда не пользовался справочниками и подумывал их выбросить. Тем не менее толстые и наверняка во многом устаревшие тома продолжали покоиться в тумбочке вместе с красной записной книжкой, куда Жан-Батист с Матильдой вносили номера, которые не хотели запоминать. Каждый из супругов и без того знал штук по тридцать номеров наизусть. Имя Жонаса Рива не значилось ни в одной из телефонных книг. Имени Леоноры тоже не было. Может, она сменила фамилию, когда вышла замуж. Жан-Батист с досадой убрал справочники на место и вспомнил о том, что в наше время всю информацию ищут в Интернете. Только вот у него не было ни компьютера, ни Интернета. В столь поздний час господин Симон не решился звонить в деревню — Селестену, которому на своем веку довелось приобрести не один компьютер. Селестен умел пользоваться чудесами техники, но господин Симон боялся разбудить семью, испугать — ведь ночью звонят, если случается страшное. Жан-Батист понял, что ему остается только растянуться на постели. Он не нашел в себе сил, чтобы высушить волосы, хотя бы промокнуть их полотенцем. Он ни на чем не мог сосредоточиться, его мучила тревога, тревога давила на грудь, и к ней присоединялось тяжелое чувство обреченности, связанное со всеми обстоятельствами жизни, которые старик не мог изменить. Он дождался рассвета лежа, словно колдовские чары приковали его к постели. А ведь он не верил в чары. Он понимал, что мучительная скованность тела связана со страхом обнаружить то, что окажется еще более безутешным, чем чувство тревожной неизвестности. Когда первые соседи умчались на машинах на работу и за окнами воцарилась тишина, Жан-Батист подошел к телефону.

Сначала он позвонил Розе Фишель. Она едва проснулась и еще не успела снять ночную рубашку. Это она любезно уточнила. Господин Симон говорил менее сдержанно, чем обычно; видимо, бессмысленная ночная битва со страхами за несколько несчастных минут сна развязала ему язык. В четверг утром Роза Фишель, с которой Эрмина исправно обменивалась новостями и гуляла, подтвердила, что супруги Рива должны находиться дома. Слушая господина Симона, она также осознала, что не видела Эрмину и не говорила с ней с утра понедельника, то есть уже примерно три дня, в чем нет ничего сверхъестественного, и, однако, Жан-Батист сделал еще несколько быстрых звонков, всполошил довольно много народа с одной целью — найти телефон Жонаса Рива. В конце концов тем же утром общими усилиями телефон нашли. Но лишь поздно вечером сын месье и мадам Рива перезвонил господину Симону. Секретарша Жонаса Рива немедленно переадресовала боссу все сообщения, полученные из родной деревни его родителей. Увы, у сына Рива в тот день был тяжелый график. Увидев несколько сообщений от людей, о которых Жонас давно позабыл, он хотел отругать секретаршу, но не сделал этого, потому что времени не хватило. Лишь расставшись с последним клиентом, казахом, пригласившим Жонаса в бар выпить траппы, Рива вспомнил о звонках знакомых его родителей, которые никогда раньше не давали о себе знать. Сын Рива сел в такси и попросил отвезти его домой, а не на парковку в центр города, где он оставил машину. Несмотря на выпитую траппу, Жонас Рива оказался в состоянии вспомнить, что человек по фамилии Симон, звонивший как минимум три раза, — тот самый старый сосед, о котором родители часто упоминали по разным поводам. Сын Рива позвонил Жан-Батисту прямо из такси, старик ответил сразу же. Короткий разговор позволил прояснить ситуацию. Но объяснение, которое обычно все упрощает, на этот раз все усложнило. Жан-Батист растревожился пуще прежнего. Жонас Рива утверждал, что родители должны быть дома, но все возможно. Он говорил нервно. С их причудами возможно все на свете. Взять хотя бы нелепую идею отправиться в Румынию. Они с этой Румынией забыли о здравом смысле. Да, они пока не уехали, но есть еще одно объяснение их исчезновения — я, которую Жонас Рива описал как (цитирую) «крайне подозрительную интриганку», с которой его родители недавно связались, не понимая, что их пытаются надуть. «Вполне вероятно, — заявил сын Рива, — что, всучив родителям билеты в Бухарест и бог знает куда еще, эта женщина впарила им дополнительный баснословно дорогой и бессмысленный тур в какую-нибудь дыру. Под маской недотроги, — продолжал Рива, — скрывается типичная алчная стерва, которая не остановится ни перед чем, не пожалеет даже старых уязвимых людей». Слушая свирепеющего адвоката Рива, господин Симон наконец понял, кого Жонас изобличает с такой яростью. Жан-Батист попытался возразить — по крайней мере, так он мне потом сказал, — объяснив Жонасу, что видел меня и я произвела на него прекрасное впечатление. Господин Симон даже уверил меня, что произнес нечто вроде: она показалась мне, напротив, доброй и способной к сопереживанию, человеком, который вовсе не собирается ничего продавать, а стремится к созерцанию, общению, взаимопониманию. Сын Рива не захотел слушать старика тем вечером в четверг. В его глазах проблемой было не беспричинное исчезновение родителей, которых никто не видел уже два дня и три ночи, а я, опасная женщина, мошенница, подлежащая немедленному аресту за все мои грехи. Жонас Рива заявил, что располагает неопровержимым доказательством моих дурных намерений, а именно длинным письмом, которое я отправила ему в ответ на его вежливое предупреждение. Письмо доказывало, до какой степени извращенным сознанием я обладаю. Сын Рива рассуждал столь категорично, что Жан-Батист повесил трубку, убежденный в том, что его соседи стали жертвами непорядочной коварной женщины, которая воспользовалась их добросердечностью и щедростью. Однако уже спустя несколько минут после разговора господин Симон понял, что аргументы Жонаса ни в какие ворота не лезут. Жан-Батист решил, что если после бессонной ночи, которая его ожидала, супруги Рива не вернутся домой, он пойдет прямиком в полицию. И будь что будет.