Эрин Стюарт - Шрамы как крылья

Один раз мы звоним, когда Кензи стоит с телефоном в руке в ожидании родителей. Но, как всегда, несколько гудков и щелчок окончания вызова.

После каждой неудачи я чувствую себя так, словно подвожу Пайпер. Ее уже выписали из больницы, но она все еще не хочет меня видеть. Каждый день после уроков я еду к ней, и каждый день ее мама говорит, что Пайпер никого не хочет видеть.

– Дай ей время, – просит она.

Однажды мне удается сунуть ногу между дверью и проемом прежде, чем мать Пайпер успевает закрыть дверь.

– Ты не отделаешься от меня, Пайпер! Я все исправлю! – кричу я, просунув голову в щель.

Дома я захожу на страничку Пайпер, надеясь, что она подаст хоть какие-то признаки жизни. Но обнаруживаю лишь сообщения от одноклассников, подобные тем, что украшают ее шкафчик.

Я захожу в собственный профиль. Мой последний пост – фотография меня и Сары. Я смотрю фото на телефоне: мы с Пайпер в магазине париков, ее щека рядом с моими ярко-розовыми волосами.

Быстро, чтобы не передумать, я загружаю фотографию на свою страничку с тегами #СестрыПоШрамамНавесегда и #ПродолжаемПолет.

Хочется написать что-нибудь еще. Остроумное, личное и идеальное. Правильное. Но ничего не придумывается.

Я нажимаю кнопку «Отправить».

Миг спустя фотография появляется на странице, а идеальная иллюзия Авы-до-Пожара исчезает.

Я отмечаю Пайпер на фото и закрываю страничку, не дожидаясь комментариев.

Без Пайпер жизнь течет по псевдонормальному руслу. Домашние задания. Репетиции в театре. Безуспешные попытки подловить Кензи. Кора записала меня на сдачу вступительных тестов, и толстенная книга «Руководство по выживанию для поступающих в университет» сменила ежеквартальный журнал «Выжившие при пожаре» на ее ночном столике. Она даже периодически намекает на посещение университетского городка – а то и двух – этим летом.

«Перекресток» охватывает лихорадка конца учебного года. Коридоры завешены листовками, рекламирующими «самый лучший вечер в твоей жизни», а стайки девушек подписывают ежегодники. Никто не замечает, что со шкафчика Пайпер исчезли все картинки и открытки. На перемене я вижу, как кто-то топчет ее фотографию, даже не замечая этого. Точно так же они не замечают и пустоту размером с Пайпер рядом со мной.

Я уже могу перемещаться по коридорам одна. Но не хочу.

Еще я не хочу выходить на сцену, зная, что Пайпер нет в зрительном зале. Во время костюмной репетиции я стою на отведенном мне месте, одетая в жуткое розовое платье Глинды, и щурюсь от яркого света. Премьера уже через неделю. Мой первый спектакль без мамы и папы. А вдруг и Пайпер не придет?

Каждую ночь я засыпаю под гимн Пайпер о шрамах, ставших крыльями. Но чем ближе день премьеры, тем больше я сомневаюсь, что смогу хоть что-нибудь исправить. Я прошу Кору отвезти меня на встречу группы поддержки.

– Думаю, мне это нужно, – говорю я.

В просторном помещении наш кружок, состоящий из четырех человек, кажется особенно маленьким. Я останавливаюсь за пределами этого круга и гляжу на место, где обычно сидит Пайпер.

– Она вернется, – говорит доктор Лейн и, обняв меня за плечи, провожает к стулу. – Это место дождется ее.

Пустое место Пайпер так и бросается в глаза, пока мы говорим о силе любви. О том, как мы нуждаемся в ней. Как выказываем ее. Как мы заслуживаем ее.

Когда настает моя очередь, я рассказываю о попытках разоблачить Кензи, чтобы помочь Пайпер.

– Я виню себя за то, что не помогла Пайпер раньше. Она меня тоже наверняка обвиняет. Но я собираюсь все исправить ради нее.

Все молчат, даже Брейден, который, что удивительно, к этому времени еще ни разу не пустил слезу. Он неуверенно поднимает руку.

– Если ты хочешь поговорить о вине, то я вроде как в этом эксперт. Я поднес канистру из-под бензина к открытому огню. Винить некого, кроме себя самого. И долгое время я так и делал. Твердил себе, что заслужил эту боль. Я виноват в том, что отец ушел из семьи, а матери пришлось оплачивать кучу медицинских счетов.

Он задирает рукав, демонстрируя нам пятнистую руку – от плеча до культи кожа на ней морщинистая и светлее, чем на остальной руке.

– Знаешь, что случилось со мной после нескольких лет самообвинений? – Он ведет пальцами другой руки по зажившим ожогам. – Мои шрамы никуда не делись. Чувство вины не может убрать их. В общем, я хочу сказать, что это бесполезно.

– Он прав, – подхватывает Оливия. – Я знаю, довольно странно, что я до сих пор посещаю группу поддержки. Ведь мне уже должно быть лучше, верно?

Я не осмеливаюсь кивнуть.

– Но я хожу не для того, чтобы что-то исправить в себе. Я хожу потому, что меня здесь принимают такой, какая я есть. – Она смотрит на меня. – Ты не сможешь избавить Пайпер от шрамов. Все, что вы можете сделать, – это быть сильнее вместе.

В заключение доктор Лейн просит нас выказать сегодня кому-нибудь свою любовь, можно даже самому себе. Я чуть не засмеялась вслух, представляя, как Пайпер сказала бы, что Брейден наверняка любит себя регулярно.

Затем доктор Лейн призывает нас обняться, и это все, конечно, ужасно неловко. Быстро обняв Оливию, я отстраняюсь, но она тянет меня назад и берет за руку. Доктор Лейн обнимает меня, а Брейден кладет свою культю на плечо Оливии.

Я позволяю себя обнимать, и комната вдруг кажется не такой уж и пустой. Стоя кожа к коже – шрам к шраму – наш маленький и неполный круг веры заполняет это огромное помещение.

Когда я собираюсь уходить, доктор Лейн вручает мне еще одну брошюру о лагерях для пострадавших при пожаре и просит меня подумать.

На этот раз я забираю ее с собой.

Дома я захожу в свой профиль. От Пайпер ни слова. Но мне приходится трижды крутануть колесико мышки, чтобы добраться до конца комментариев к фотографии #СестрыПоШрамам.

Queenchloe84Ава! Где ты пропадала?

4eva_emmaКлевые розовые волосы.

NightavengerВыглядишь супер! Мы по тебе скучаем!

Sttb704Ты – наше вдохновение!

Поначалу эти страницы комментариев вызывают у меня ехидную усмешку. Какие они высокопарные. Нелепые. Пустые.

Но потом я смотрю на фотографии моих старых друзей рядом с комментариями, вижу хорошо знакомые лица, и меня пронзает мысль: чувствуют ли они себя так же, как я рядом с Пайпер, – беспомощно и неуверенно, не зная, что сказать или сделать? Сколько они сидели с занесенными над клавиатурой руками, ожидая, пока на ум придут подходящие слова? Сколько раз они набирали, затем стирали, а потом опять набирали и стирали свои сообщения прежде, чем отправить?

Я снова читаю комментарии. Девчонки из театрального кружка, которые пытались поддержать меня после пожара. Я оттолкнула их из боязни, что они не смогут принять новую меня. Из опасения быть отвергнутой ими, когда они поймут, что меня нельзя починить.