Эрин Стюарт - Шрамы как крылья

Как и я, они не могут найти верных слов, но все равно что-то говорят.

Может, дело вовсе не в словах.

Может, моя группа поддержки права: нужно просто быть рядом, протянуть руку помощи – даже если ничего уже не исправить.

Я торопливо набираю ответ:

dramagrrlСпасибо! Я тоже по вам скучаю! Скоро приеду в гости.

К собственному удивлению, я верю каждому слову.

Я лежу на кровати и слушаю гимн Пайпер «Феникс в огне». Девушка поет о крыльях, а я беру брошюру о лагерях для пострадавших при пожаре. На обложке мужчина с дыркой вместо уха – совсем как у меня – несет смеющегося маленького мальчика. Над их лицами со шрамами идет надпись «Ничто не излечивает людей так, как другие люди». А над буквами парит розовый феникс.

Я выключаю «Огненную смесь» и набираю сообщение Асаду.

Да, а что?

Асад ведет машину, а я сижу рядом, сжимая в руке записку от Коры, в которой говорится, что я могу изуродовать свое тело, как душа пожелает. Кора не пришла в восторг от моей идеи. Ладно, признаюсь, она сказала, что это безумие.

– Зачем тебе добавлять новые шрамы на свое тело?

Я напомнила ей, что тело, вообще-то, мое, но до сегодняшнего дня у меня не было права голоса по вопросу шрамов.

– Татуировку хотя бы можно выбрать и увидеть, как она будет смотреться.

Это ее убедило.

А уж после моего заявления о том, что я собираюсь съездить в лагерь для выживших при пожаре, Кора и вовсе была на все согласна. В короткой телефонной беседе доктор Шарп дал свое профессиональное одобрение на то, чтобы я татуировала любой клочок кожи, кроме трансплантированных. После этого Кора подписала согласие на татуировку и приписала вверху листка большими буквами: ЧТО-НИБУДЬ МАЛЕНЬКОЕ! КРАСИВОЕ! ТО, ЧТО НЕ УЖАСНЕТ ЕЕ БУДУЩИХ ВНУКОВ!

По пути в салон Асад ни словом не упоминает то, что я не надела компрессионную одежду. Хотя он наверняка это заметил. Морщинистые шрамы обвивают мои ноги и руки. Даже я не привыкла видеть их, если не считать того момента, когда Кора мажет меня кремом. Однако я еще не выбрала место для татуировки и мне не хочется выпутываться из компрессионной одежды прилюдно.

Тату-салон выглядит совсем не так, как в кино: не полутемная сомнительная комнатушка, где делают татуировки байкерам в кожанках и каким-нибудь придуркам, а безупречно чистое помещение в пригородном торговом центре.

Кресла с откидной спинкой, подносы со стерильными инструментами – ну просто кабинет дантиста, а не злачное логово порока, каким я его себе представляла. Реальность едва не лишает меня боевого настроя. Изучив приколотые к стене фотографии, Асад тычет пальцем в ту, на которой изображена полурасстегнутая молния, открывающая кожу под ней.

– Вот эта тебе точно подойдет.

– Она противоречит запрету Коры на татуировки, ужасающие будущих внуков. К тому же я знаю, что хочу.

Асад смотрит на меня, приподняв бровь.

– Надеюсь, это не какая-нибудь китайская пословица. Чаще всего они означают совсем не то, что ты думаешь. Ты всю жизнь проходишь с мыслью, что на твоем запястье вытатуировано «надежда и любовь», а на самом деле там надпись «где туалет?».

Я достаю из заднего кармана брошюру о лагерях для выживших при пожаре и тычу пальцем в феникса.

– Я хочу вот это. Как у Пайпер.

– Пайпер – это девушка с фениксом? – спрашивает кто-то позади нас.

Из комнаты за стойкой регистрации, проем в которую занавешен шторками из бусин, выходит парень практически нашего возраста. Ни бороды, ни кожаной одежды, на которые я втайне рассчитывала, – нет, пучок на голове и толстые очки в черной оправе. В общем, он выглядит так, словно вот-вот предложит пыхнуть кальяна в кладовой. Татуировка в виде разноцветного дракона обвивает его бицепс и спускается к запястью.

– Ты знаешь Пайпер? – спрашиваю я.

– Ну еще бы. Ведь это я делал ей татуировку. – Он протягивает руку. – Габриэль.

– Ава.

– Что ж, Ава, друзьям Пайпер здесь рады. Учишься в «Перекрестке»?

Я киваю.

– Я тоже там учился. Окончил в прошлом году. Татуировка Пайпер стала моей первой самостоятельной работой. Пайпер потребовала что-нибудь величественное, что-нибудь не от мира сего. – Он улыбается. – То, что окрылит ее. И я дал ей крылья. Как у нее дела?

– Не очень, – помолчав, признаюсь я. – Собственно говоря, отчасти я здесь именно поэтому. – Я протягиваю ему брошюру. – Я хочу феникса, как у нее. Но не на всю спину.

Задумчиво потирая подбородок, Габриэль прислоняется к креслу и принимается рассматривать меня. Непонятно, шокировали его мои шрамы или нет – он просто разглядывает мое тело, дюйм за дюймом.

– Я скажу тебе то же самое, что сказал Пайпер, – тебе не нужна татуировка.

– Бизнесмен из тебя не очень, – замечаю я.

– Послушай меня. Люди приходят сюда и выбирают картинку с этой стены, чтобы заявить миру о себе. Самовыразиться. – Он тянет ко мне руку, но на полпути замирает. – Можно?

Я киваю. Габриэль невозмутимо берет меня за руки и разводит их в стороны.

– Но тебе-то это зачем? Твои шрамы и так рассказывают твою историю.

– И что же это за история?

Он проникновенно смотрит мне в глаза.

– Ты сильнее того, что пыталось убить тебя.

Хотя я едва чувствую его прикосновение сквозь онемевшую кожу, дрожь пробегает по всему телу.

– Забудь о татуировках, – настаивает Габриэль. – Ты и без того ходячий образчик крутого искусства.

Стоящий за его спиной Асад закатывает глаза. Я не обращаю внимания на его ужимки, хотя парень-татуировщик в чем-то прав. Я стою как загипнотизированная, пока Асад не взмахивает рукой между нами.

– Ну, ты делаешь татуировку или нет?

– Да-да, делаю. Эта татуировка не столько для меня, сколько для Пайпер. Она должна знать, что я на ее стороне, несмотря ни на что.

Изучив птицу на брошюре, Габриэль достает из пучка волос ручку.

– Ладно, но раз уж мы собираемся набить феникса, то это будет не унылый набросок, а приличное тату.

Несколько штрихов – и словно по волшебству маленький рисунок превратился в настоящий шедевр.

– Мне нравится! – говорю я.

Габриэль уходит за шторку из бусин и возвращается с женщиной, у которой руки от плеч до запястий покрыты цветными татуировками.

– Фактически, я еще ученик, так что за мной будет присматривать босс.

Женщина с улыбкой пожимает мне руку. Она смотрит на мои шрамы прямо как Тони после прослушивания – со смесью удивления и… уважения, пожалуй.

Габриэль усаживает меня в кресло с откидной спинкой, а сам садится на стул с колесиками, похожий на тот, каким пользуется доктор Шарп. Пахнет антисептиком, и я чувствую себя так, словно оказалась на приеме у доктора и готовлюсь снова лечь под нож.