Анна Броделе - Верность

Как трудно ни было, ты все же заставила всех отнестись серьезно к устной газете. Всегда веселый Атис уже больше не смеется и не подтрунивает, Даце больше не смущается и не забывает текста. Кто сказал, что летом трудно найти время? Если только по-настоящему хотеть, то всегда можно урвать свободную минуту, даже во время короткого отдыха, в тени куста, когда все лежат на траве или курят, ты можешь отойти с Даце в сторону и помочь ей повторить роль.

Когда Инга дала ей текст — в нем была показана философия деревенской девушки, которая бездельничает и живет за счет родителей, — Даце испугалась и не хотела брать его.

— Ой, это я не могу, — сказала она. — Сразу узнают Валию Сермулис.

Даце вовсе была не против того, чтобы высмеяли красивую и ленивую Валию. Но если бы это сделал другой… Самой как-то неловко…

Но Инга не привыкла лицемерить.

«Ты хоть умри, — обычно говорил ей отец, — но свое мнение скажи человеку ясно и прямо. Потому у нас еще так много безобразий, что люди научились вилять, не высказывать собственного мнения. Ты, дочка, никогда не делай этого. И если ты иной раз и пострадаешь за правду, то будешь зато настоящим человеком».

Инга сказала Даце:

— Нам нечего считаться, понравится это кому-нибудь или не понравится. Мы боремся за принципы.

И Даце уступила.

Инга нашла себе помощников, нескольких пионеров, вместе с которыми она переплетала книги и наводила порядок в своем хозяйстве. Пускай работа получалась не первосортной и двигалась медленно, но постепенно потрепанные тома снова обретали пристойный вид и возвращались на полки.

— Да у вас настоящий детский сад, — сказала Ливия Инге в один воскресный вечер, когда дети уже разошлись и Инга собиралась домой, где ее ждала «газета».

— Они мне очень помогают, — ответила Инга.

— Вы готовите какое-то театральное представление? — осторожно спросила Ливия. — Для детей?

— Нет, для взрослых. Устную газету для нашего первого читательского вечера.

— О, как интересно, — протянула Ливия. — Надеюсь, что вы пригласите и меня. Я такие вещи не умею… нас на театральном факультете этому не учили.

Ливия никогда не упускала случая, чтобы ввернуть, что она училась на театральном факультете. Ведь каждый должен был понимать, что она настоящая артистка, хотя ей и не удалось стать примадонной какого-нибудь театра. «Ах, — говорила она с неизменным вздохом, — во всем виноват Карлен — он погубил мою артистическую карьеру. Он женился на мне и увез сюда. Но я, конечно, не жалею… это судьба, и своего Карлена я люблю».

Когда Ливия рассказала Дижбаяру о своем разговоре с Ингой, тот ухмыльнулся и покачал головой:

— Агитпропка. Такие газеты делали в тридцатых годах члены левых профсоюзов. Голая агитация. Что же она думает, возродить ее сегодня? Кто теперь станет смотреть ее? Все это рассчитано на очень дешевый вкус. Слава богу, что мы живем уже не в первые послевоенные годы… теперь веют другие ветры. Помнишь, Ливия, этого тупицу из Риги… ну, лектора этого, как его звали… он тоже настаивал на том, что в самодеятельности должно быть больше пропаганды. Видно, и наша уважаемая товарищ Лауре придерживается тех же взглядов.

— Таким людям не следовало бы совать нос в искусство, — закончила Ливия разговор.

— Боюсь, что она все-таки будет это делать, — пробурчал Дижбаяр.

Инга медленно шла домой. Спешить было некуда. Остальные придут только около девяти, а теперь лишь половина седьмого.

Она свернула на дорогу в «Скайстайни». Зачем? Эта дорога вовсе не ведет туда, куда ей, Инге, надо. Ей же надо домой… Разве не глупо, что она без всякой нужды в воскресный вечер бродит вокруг правления колхоза? Инга, Инга, неужели ты на самом деле побежишь туда? Ведь девушке это не полагается.

Инга перепрыгнула через канаву и села на траву. Серые полевицы и кошачьи лапки уже поблекли, листья репея покрылись пылью. Лето уходит. А на сердце так странно. «Я совсем глупею, — с грустью подумала Инга и глубоко-глубоко вздохнула. — Почему, почему я должна столько думать о нем? Я сама не понимаю, как это случилось. Вначале ведь не было ничего. Затем вдруг все изменилось. Мне кажется, что это началось в тот день, когда я впервые пошла по домам с книгами… и потом он пришел к Себрисам поговорить, и я пошла к нему за советом и помощью… наверно… наверно, это началось тогда, только я не знала, что это такое. Разве мне впервые нравится человек? На свете много симпатичных людей, и многие нравятся мне. Но с ним у меня как-то совсем по-другому. Себе самой ведь можно признаться: меня тянет к нему. И я не нахожу себе больше покоя. Временами мне радостно, а временами так грустно, что я не знаю, куда бежать. Что теперь будет со мной? — спросила себя Инга, обхватив руками прижатые к груди колени. — Вокруг меня большой, полный жизни мир, но ты, Юрис, в нем для меня один. Только ты!»

Она вскочила и пошла дальше — в «Скайстайни», сама не зная зачем.

На обочине дороги, за поворотом, на отлогом пригорке, где поднимается купа стройных берез, хлопотало несколько человек. Двое вбивали в землю колья, третий приколачивал к ним гвоздями доску. Лайзан, наклонившись, мерял высоту доски и распоряжался:

— Повыше подними… еще на сантиметр… еще, еще! Так, теперь порядок! Прибивай.

Он карандашом делал на доске метки, затем надпиливал их.

Среди мужчин был и Юрис. При виде его у Инги перехватило дыхание. Радость, страх, стыд. Увидит или не увидит?

Он увидел ее. Она услышала его теплый голос:

— Чего ходишь без дела? Помогла бы нам дом строить!

Инга повернулась стремительней, чем хотела. Она подошла, неловкая, покрасневшая, стараясь не смотреть на Юриса.

— Значит, здесь будет новый дом? — спросила она.

— Разве не красивое место? — сказал Лайзан.

— Тут в самом деле красиво.

Инга посмотрела на Юриса. Он показался ей таким близким — загорелый, как всегда беспокойный. Глаза ее засияли. Они говорили: «Да, это так. Делай что хочешь. Я люблю тебя. Во всем мире только тебя одного. Ничего я не могу поделать с собой. Ты лучше, лучше всех. Теперь ты знаешь это…»

А он смотрел на нее в упор. Смотрел долго, пока она не выдержала и смущенно отвернулась.

— Я… пойду, — сказала она.

— Нет… почему? — голос его прозвучал тише и глубже. Он торопливо прибавил: — Ты чуть погоди. Пока мы кончим. Мне нужно с тобой поговорить.

Инга стояла в стороне и ждала, чувствуя, что выдала себя: ее влекло к нему, и она боялась этого. Она не решалась взглянуть на Юриса. И смотрела, как люди вбили последний кол, как Лайзан отвесом проверил точность фундамента. Тут в самом деле хорошее место для нового дома. За окнами будут шуметь ветвями березы.

А может быть, все видят и догадываются, зачем она стоит здесь? Может, ей надо попрощаться и уйти? Только она не сделает этого.