Анна Броделе - Верность

— Ты еще останешься у нас? — и заторопилась: — Знаешь, меня ждут, теперь я не могу. Я буду Кристине.

Зане увидела среди знакомых и несколько чужих лиц. Ингу-то она узнала. Но парня в корпорантской шапочке, который сидел за столом и перелистывал толстую книгу, она не знала. И вот этот, в медвежьей шапке, тоже чужой.

Подошла Инга.

— Извините, Зане, что мы такие невежливые. Вы ведь у нас гостья. Как хорошо, что вы пришли посмотреть, как мы живем. Этой зимой нам приходится нелегко, вы, наверно, уже знаете: днем мы в лесу работаем, остаются только очень короткие вечера.

«О господи, ей тут еще вечеров не хватает, — подумала Зане. — Ну и чудная же она».

А Инга спросила:

— Вы во время карнавала еще будете здесь?

— Непременно, — ответила Зане.

— Идемте сюда, — позвала ее Инга, — я дам вам журналы. Чтобы вы не скучали, пока мы тут своими делами занимаемся.

Она усадила Зане за стол, положила перед ней кипу журналов и оставила ее одну. Парень в корпорантской шапочке, сидевший над книгой на другом конце стола, взглянул несколько раз на Зане, затем сказал:

— Простите… вы, наверно, не здешняя. Я вижу вас впервые.

— Я живу в Риге, — ответила Зане. — Приехала к родителям.

Теодор внимательно всмотрелся в нее. Затем покачал головой:

— Право, не узнаю вас.

А Зане его узнала: да это же сын Цауне — иностранец!.. Она туманно, но все же помнила его. Правда, он очень изменился.

И она не без кокетства сказала:

— А я вас узнала.

Дождавшись Атиса Рейнголда, Рутманис вышел с ним в другую комнату. Секретарь комсомола рассказал, зачем он приехал.

Атис молча выслушал его и кивнул:

— Ну что ж, теперь такие комиссии в моде. Проверять так проверять.

Они вместе наметили состав комиссии. Атис сказал:

— Я предлагаю коммуниста Максиса Забера, коммунистку Зенту Вагаре, учительницу, комсомольца Леона Зейзума…

— И мы с тобой, вот и все. Давай начинать. Остальные тут?

— Тут. — Атис пошел за ними.

Зане болтала с Теодором. Иностранец оказался совсем не гордым, и ей было с ним очень приятно. Интересно все-таки поговорить с человеком, повидавшим свет. Даже Рига, по сравнению с городами, в которых он жил, всего лишь маленькое местечко. И она сказала:

— Тут вам, конечно, очень скучно… после всего этого.

Теодор закрыл книгу и пригладил ободранный уголок переплета. Он серьезно посмотрел на Зане и покачал головой:

— Я нигде никогда не скучаю. И очень люблю природу — все равно: зимою, летом, осенью… да и нас тут так много. И столько работы, что только поспевай. — Он улыбнулся. — Пойдемте с нами в лес, ручаюсь, что вам там понравится, только придется, конечно, здорово поработать. А тут… — он посмотрел вокруг, — у нас вроде штаба.

Подошла Рута, подружка Виолите, и спросила:

— Дзидра говорит, что ты до карнавала останешься тут. Не можешь ли нам прически сделать, а?

— Отчего же нет, — сказала Зане.

— Прекрасно! — и Рута Лапинь умчалась.

Когда все стали расходиться, было уже поздно. Вместе с Зане и Дзидрой пошли и Леон, и Валия, и Теодор с сестрой.

— Ну, горожанка, ступай по моим следам, — пошутил Леон. — Ты, наверно, в капроновых чулочках? Улица, по которой мы теперь идем, называется Сугробной… По тротуарчику, пожалуйста!

Когда они добрались до дома и в теплой комнате на них пахнуло свежевымытым полом и еловыми лапами. Зане, разуваясь, сказала сестре:

— Как приятно в тепле. Особенно после такой прогулки.

Дзидра ничего не ответила. Она поставила на стол обильный ужин, о котором позаботилась мать.

Этой ночью они легли вместе на старую широкую кровать. После долгой разлуки хотелось поболтать как следует.

— Ну, — заговорила Зане, когда сестра погасила лампу и забралась под одеяло, — как ты живешь? Телята тебе еще не надоели?

Дзидра сначала пристроилась поудобнее на подушке и вздохнула. Зане были хорошо знакомы вздохи и ворчанье сестры с детства.

Затем Дзидра сказала:

— Знаешь, мне нравится. Они ведь такие веселые и милые…

— Кто? — спросила Зане.

— Телята.

— В самом деле? — засмеялась Зане.

— Да, — подтвердила Дзидра. — Говорят, глуп, как теленок… а они очень умные, представь себе, они ведь меня уже узнают — подходят и тычутся мордочками, хватают за пальцы, а мордочки у них как бархатные. Они такие беспомощные, точно дети. Нет, они, конечно, глупенькие, но я их жалею. И я стараюсь как могу.

— Из тебя получится передовая телятница, — съязвила Зане. — Знаменитостью станешь.

Дзидре не хотелось «цапаться» с сестрой. Зане все-таки была гостьей. И Дзидра ничего не ответила, а чуть погодя спросила:

— Как теперь Бирута живет? Выйдет она наконец замуж?

Зане в темноте махнула рукой:

— Никак не пойму ее. Все квартиру ждет. Говорит так, по крайней мере. Если любишь, то можно и в лесу под елью жить… и вообще я считаю, что выход всегда найти можно.

— Конечно, — согласилась Дзидра. — Поехали бы в деревню.

— Ну, Бирута поедет в деревню?!

— Тогда это не любовь… А как… у тебя самой?

— Что у меня самой? Живу — и все! — отозвалась Зане чересчур быстро и беспечно, и Дзидра поняла, что у нее что-то не так, но, зная скрытный характер сестры, не стала допытываться.

Уставшая за день Дзидра заснула на полуслове. В комнате стало тихо, Зане слышала лишь мерное дыхание сестры и осторожно, чтобы не разбудить ее, натянула ей на плечи одеяло. Пускай спит, пускай отдохнет. Не легко ведь ей.

«Ну, а кому же легко? — тут же подумала она. — Хлеба без корки нигде не бывает. Иной раз так только кажется».

Ах, если бы в жизни не было разочарований — тогда все остальное можно бы терпеть. Если бы человек знал заранее, что его ждет, он, конечно, сумел бы избежать неприятности.

Трудно сказать, чего Зане испытывала больше — горечи или злости, когда она думала о человеке, встретившемся ей несколько недель назад, в котором, как ей казалось, она нашла свое счастье. Зане всегда считала себя умной, считала, что с ней ничего подобного не случится — ее не проведешь. Но оказалась совсем неумной — клюнула на любителя веселой, легкомысленной жизни, у которого, к тому же, законная жена. Теперь она всю жизнь будет знать, что нельзя верить мужчине, с которым случайно знакомишься на именинах и который уже на другой вечер клянется тебе в любви. Позор.

Дзидра во сне вдруг положила сестре на щеку теплую ладонь. И эта теплая ладонь успокоила Зане. Воспоминания заволокли теплая тишина и покой.

— Звонят из райкома, председателя просят, его нет, так заместителя… но Рейнголд в мастерской, — сообщил счетовод, влетев к Юрису и Инге. — Ждет у телефона. Сердитый такой.