Ким Сын Ок - Зарисовки ночной жизни

— Не подскажете, который час? — спрашивает К. у соседа в переполненном автобусе. Еще одна остановка — и дом S.

— Четыре часа двадцать пять минут.

— Как? Уже?!!

У К. все замерло в душе. То же чувство — чувство отчаяния, которое накрыло его с головой тогда, в школьную пору, когда в один из предрождественских вечеров под дзельквой он стоял один в кромешной темноте, — снова постучалось в его сердце.

А что, если S. не будет дома? Да нет же, он непременно окажется на месте. В двухэтажном доме этого приятеля имелся большой холл, так что наверняка S. будет устраивать сегодня ночью там вечеринку, пригласив своих приятелей с их подругами. А раз так, то с чего ему уходить? Конечно, он будет дома.

Четыре часа тридцать минут.

— О! Где вы так долго пропадали? Зайдите хоть ненадолго. Ой! Что это с вами? Вам нездоровится? На вас лица нет. Брат сказал, что к тридцатому числу обязательно вернется. Что, не зайдете даже? Когда он приедет, я передам, что вы заходили. До свидания!

К. торопливо покидает дом, даже путем не попрощавшись с младшей сестрой S. «Ну все… это катастрофа… Зря только ноги бил, приехав в район Чоннянни. Только время и деньги потратил зря. Погоди-ка… не найдется ли у меня в этом районе знакомых… — Торопливо шагая по переулку, К. извлекает из ящиков под названием «память» имена живущих поблизости отсюда, кто смог бы одолжить денег. — О! Ура! Есть! Вспомнил!»

Он слышал, что у дороги, ведущей в сторону Хоннына, один приятель-земляк по имени R. держит лавку пластинок. Эти слухи доходили до него прошлым летом. «Ну что ж, чем чёрт не шутит…»

Четыре часа пятьдесят пять минут. От голоса Пэта Буна [42] Популярнейший американский певец 1950-х гг. веет лютой зимой. Стоит послушать его песни, так даже посреди лета против своего желания начинаешь чувствовать какое-то предрождественское волнение. К. сидит на пластиковом стуле, наблюдая за тем, как R., пытаясь согреть руки своим дыханием, разбирает радио, которое только что оставил посетитель для починки. Глядя, как на этом жутком холоде приятель, одетый всего лишь в потрепанную рабочую одежду, в своей малюсенькой лавчонке, затопив угольный брикет и не обращая внимания, что он неимоверно чадит, изредка греет возле него озябшие руки и ноги, К. не смог заикнуться про деньги. И, как бы смешно это ни выглядело, вместо R. он снова и снова ставит на проигрывателе пластинку ни в чем не повинного Пэта Буна.

— Ты когда этому успел выучиться? — спрашивает К., глядя, как приятель закоченелыми пальцами перебирает сломанное радио. R., утирая тыльной стороной ладони мокрый нос, отвечает:

— В армии на радиста выучился…

«Молодчина!» — от чистого сердца хочет похвалить он товарища. А в глубине души также желает, чтобы земляк поскорее заработал денег и встал на ноги, чтоб всегда мог выручить деньгами.

— Интересно, сколько сейчас натикало?

Словно бы в ответ на его вопрос, в соседней лавке за деревянной перегородкой часы бьют пять раз. У К. засвербило в носу. Улица 2-я Чонно. Она, скорее всего, сейчас направляется к мюзик-холлу «ГоуГоуГоу», торопясь, чтобы не опоздать к назначенному времени. Вот и мне пора… И ничто не может остановить меня, разве лишь горькая правда, что я так и не смог достать денег.

— Ну ладно, будь здоров! Потом еще как-нибудь забегу.

С этими словами К. поднимается с места.

— Погоди! Я тут мигом закончу. Давай сходим и пропустим по рюмочке… — пытается искренне удержать приятеля земляк.

— До Второй Чонно, наверное, минут двадцать займет? — бормочет К., в последний раз протянув озябшие руки к огню, и идет к выходу.

Пять часов пятьдесят пять минут. На Чонно людей видимо-невидимо. Дойдя до места, откуда был виден мюзик-холл, К. останавливается и, вглядываясь в толпу, ищет глазами девушку у входа. Краем глаза он замечает ее красный шарф. Что же делать? Он автоматически опускает руку в карман студенческой формы. Пальцы нащупывают горстку десятивонных монеток. А что там еще могло находиться?.. После того, как два раза проехал на автобусе, от сотни осталось девяносто вон. Что же делать?

Ему приходит в голову неплохая мысль. Он заходит в ближайшую лавку, где мелким оптом торгуют алкоголем.

— Бутылку соджу, пожалуйста!

Он протягивает сорок вон и взамен получает бутылку, тут же на месте откупоривает и прикладывается к ней. Когда отнимает ее от губ, чувствует, что уже захмелел. «Ну вот и хорошо, теперь — вперед!» К. бодро зашагал по направлению к мюзик-холлу, одновременно повторяя придуманную речь.

— Встретил земляка… сто лет не виделись… у него лавка пластинок на Чоннянни… Уговорил меня пропустить по рюмке, не смог отвертеться…

Одной безлунной темной ночью на заднем дворе бумажной фабрики среди груды макулатуры раздались негромкие голоса. Это беседовали три еженедельника, затесавшиеся среди старых книг, стопок вышедших из употребления документов и устаревших выпусков газет.

Несмотря на то что они познакомились недавно, в сравнении с остальной макулатурой их объединяла принадлежность к одному журнальному братству, что их и сблизило. Чтобы развеять скуку, они завели этот разговор.

— Меня зовут «Шутки недели».

— Меня — «Скандалы недели».

— А я — «Эротический еженедельник», приятно познакомиться!

После того как их знакомство, таким образом, состоялось, «Шутник» улыбнулся и кое-что предложил своим новым знакомым.

— М-да, не очень-то весело от того, что мы встретились в таком месте. Сдается мне, что тут среди нас есть и весьма достойные фолианты, однако коли мы втроем сидим в одной лодке, как насчет того, чтобы с пользой убить время, обмениваясь рассказами о чем-нибудь интересном из своей жизни?

— Почему бы и нет?

— Да… есть что порассказать… — громогласно поддержали эту идею «Скандал» и «Эрос».

Так что эта троица всю ночь напролет развлекала друг друга рассказами, и ниже я предлагаю вашему вниманию особенно любопытные коротенькие истории, рассказанные ими этой ночью.

Что касается меня, то я попал в руки к одному из моих создателей. Так называемый журналист лет тридцати, очень даже симпатичный и, как мне показалось, достаточно образованный. Единственное настораживало — цвет лица нездоровый. Конечно, это все тяжелая работа виновата, однако нет хуже картины, когда у молодежи такие бледные лица.

В тот день, когда я достался ему, он даже и не думал меня раскрыть, свернул в трубку и засунул в карман. Вы, конечно, знаете, как мы, рожденные для того, чтобы быть представленными людям, расстраиваемся, когда нас игнорируют. Поэтому я запротестовал, чего ты, мол, на меня не смотришь-то?! На что он огрызнулся: «Погоди-ка, похоже, меня начальство вызывает…» Так и есть, лупоглазый начальник вызвал его на ковер и спросил: