Шейла Хети - Материнство

И все же… Если бы я хотела ребенка, то уже завела бы его или, по крайней мере, попыталась. Сколько же мне жить так, словно где-то во мне прячется другая я? Когда наконец я смогу, ничего не опасаясь, поставить на первое место ту меня , которую знаю?

Нужно сделать усилие и заставить себя посмотреть на все по-новому. Пора! Я слишком настроилась на страдание. Представь себе вопросы, которые может задать человек с более широким кругозором, и постарайся сама стать им. Не задавай вопросы, ответы на которые не хочешь знать, и в этом следуй примеру Майлза: как-то он сказал, что не решился спросить у мужчины, продавшего нам стулья, почему он их продает, так как подозревал, что объяснение ему не понравится.

Тот мужчина был такой приятный, любезный и радушный и жил в скромной белой квартире, стены которой украшали картины, написанные его детьми, а на каждом шкафчике и на входной двери висели таблички с надписью «ДУМАЙ ПОЗИТИВНО».

Я еще помню, хотя и смутно, время, когда не забивала себе голову мыслями о детях, когда будущее не было заражено возможностью появления ребенка или ощущением ущербности от его отсутствия. Эрика сказала, что ей кажется, будто я в самом деле хочу малыша. А я хочу?

нет .

Почему вы говорите, что я его не хочу? Думаете, все знаете?

да

Что вы знаете? Знаете, что у меня внутри?

да

Вы хотя бы помните, что отвечали на мои вопросы?

да

Все это можно назвать писательством ?

нет

Случайность бесполезна и ведет в никуда! Уж лучше не верить ни во что, чем верить в случайное и бессистемное. Уж лучше иметь прочное основание и, стоя на нем, управлять собственным поведением и жизнью, чем полагаться на случайность и бессистемность, которые ведут как к бессмыслице, так и к правде. Только страх заставляет нас копаться в наших отношениях и только жажда власти заставляет нас погружаться в глубины неведомого. Что стоит знать, то знать не нужно, и переменчивые чувства не могут быть нашим проводником по жизни, играющей ими. Мы зависим друг от друга, и нам так много нужно. Стереть грань между духовным и физическим и стать наконец единым целым – вот что важно. Мы должны попросить у демона благословения и забыть обо всем остальном.

В квартире мужчины, продававшего нам стулья, не было почти ничего – белые стены и кое-что из мебели. Когда Майлз уже грузил стулья в машину, продавец сказал, что не принял бы новую пару обуви, будь у него что-то на ногах. Он видел, как люди стремятся строить жизнь, как переезжают в большие города, как делают карьеру, покупают автомобили и обстановку, налаживают связи и заводят друзей. «Желания строят жизнь», – предупредил он. Если следовать желаниям, собранное ради их удовлетворения в конце концов накроет тебя с головой.

В мешанине желаний должны быть те, что ждут своего часа, и те, которые вообще ничего не желают. Одни хотят заполнить всю свою жизнь, другие – опустошить ее, встряхнуть так, чтобы вывалилось все несущественное и незначащее.

«Что вас мотивирует?» – спросила я. «У меня нет никакой мотивации, – ответил он. – Я живу очень просто и скромно. Работаю. После обеда сплю. Меня не интересуют приключения».

В машине, по дороге домой, Майлз сказал: «Конечно, растить детей – дело нелегкое, но непонятно, почему работа, которую ты придумал для себя самого из чистого себялюбия, считается достойным делом. Точно так же можно выкопать яму посереди перекрестка, а потом начать закапывать ее, заявляя во всеуслышание, что, мол, важнее этой работы нет ничего в целом мире».

Я знаю, что чем дольше работаю над книгой, тем меньше вероятность, что у меня будет ребенок. Может быть, я и пишу для того, чтобы пристать к другому берегу, бездетному и пустынному. Эта книга – профилактика. Эта книга – барьер, который я возвожу между собой и реальностью с ребенком. Возможно, на самом деле я строю плот, который унесет меня так далеко, где уже никто не станет задавать никаких вопросов. Эта книга – спасательный плот, который доставит меня туда. Ничего другого и не требуется – никакого океанского лайнера, вполне достаточно скромной лодки. Мне бы только ступить на другой берег – и пусть мое суденышко развалится на кусочки.

Месячные сбиваются с графика. Еще год назад они наступали четко по расписанию, через каждые двадцать восемь дней. Теперь отстают то на два, а то и на три дня. Видеть такой сбой в готовности к воспроизводству печально. Время уходит. Время тикает для женщин.

Зато мужчины, похоже, живут в безвременной реальности. Для них такого измерения, как время, не существует – только пространство. Представьте себе, каково жить в пространстве, но не во времени! Вставляешь член в пространство, и чем он больше, тем оно уютнее. Если член очень большой, то и пространство – а следовательно, жизнь вообще – очень уютное. И представьте, что член очень маленький, – какой огромной и непознанной должна быть вселенная для человека с маленьким членом! Но если член у вас здоровенный, самый большой из всех, что вы встречали, то и беспокоиться не о чем.

У женщин другая проблема. Четырнадцатилетняя девушка похожа на великого Мидаса – столько у нее возможностей подвергнуться изнасилованию и родить детей. Срок жизни женщины – около тридцати лет. Понятно, что за эти тридцать лет – от четырнадцати до сорока четырех – все и должно быть сделано. Нужно найти мужчину, родить детей, запустить и разогнать карьеру, избежать болезней и собрать достаточно денег на личном счете, чтобы муж не смог спустить все семейные сбережения. Но чтобы прожить целую жизнь, тридцати лет мало! Слишком мало времени на все. Если я потратила отпущенное мне время только на одно дело, то именно за это я себя и упрекну. Придет день, и я подумаю: «Какого дьявола ты растратила эти годы на расстановку запятых?» Как можно было быть такой наивной в отношении времени, главной сферы, в которой живет женщина? Сколько всего я не сделала, скольким пренебрегла только лишь потому, что не желала принять очевидное: во-первых и в-главных, я – женщина.

Вы, женщины, желающие жить в сфере пространства, а не времени, увидите, каких даров ждала вселенная. Увижу ли я? Да. Достаточно просто оглядеться. Но некоторые женщины счастливы! Зато другие несчастны. Как узнать, буду ли я счастлива? Ты ничего не узнаешь, пока не будет слишком поздно.

Когда я была маленькой, мама часто говорила: «Знаешь, в моей семье у женщин всегда были мозги». Поэтому и я всегда хотела быть умной, быть словами на странице.

У меня осталось детское воспоминание о фотографии в рамке, которую мама держала на пианино. Это была единственная сохранившаяся фотография ее матери. На снимке Магде 12 лет, она стоит в студии со своими родителями и младшими братьями. Все худые, никто не улыбается. Семья была настолько бедная, что денег на обувь для мальчиков не хватало, и фотографу пришлось дорисовать ботинки на бумаге: тонкие серые линии изображали шнурки, дырочки, кожу. Лицо у бабушки такое же, как у меня. В двенадцать лет мы с бабушкой выглядели одинаково.