Чимаманда Адичи - Лиловый цветок гибискуса

— Я приготовлю на ужин ofe nsala . Дедушка его любит, — сказала Амака.

— Надеюсь, он поест. Чиньелу сказала, что последние два дня ему было тяжело даже пить воду, — тетушка Ифеома внимательно наблюдала за дедушкой. Потом она наклонилась и мягко коснулась грубой подошвы его ног, через которые пролегали узкие глубокие линии, как трещины в стене.

— Ты отвезешь его в медицинский центр сегодня или завтра утром? — спросила Амака.

— Ты забыла, imarozi [96] Ты разве не знаешь ( игбо ). , что врачи устроили забастовку как раз перед Рождеством? Правда, перед отъездом я позвонила доктору Ндуоме, и он сказал, что зайдет сегодня вечером.

Доктор Ндуома тоже жил на Маргарет Картрайт авеню, в той ее части, где посреди широких газонов с табличками о собаках стояли дуплексы. Пока мы наблюдали, как пару часов спустя он выходит из своего красного «Пежо 504», Амака пояснила, что доктор — директор медицинского центра. А сейчас, пока продолжается забастовка, он организовал в городе маленькую клинику, и та до отказа забита пациентами. Амака ездила туда, когда ей назначили уколы хлорохина от малярии. Медсестре в клинике приходилось кипятить воду на керосиновой горелке, поэтому Амака была рада, что доктор Ндуома придет к ним домой, — она боялась, что дедушка задохнется от одного только запаха керосина.

Доктора Ндуома выглядел человеком, который способен поделиться ободряющей улыбкой, даже если у него для пациента и его родных припасены не самые приятные новости. Он обнял Аману, потом пожал руки мне и Джаджа. Когда доктор ушел осматривать дедушку, Амака пошла за ним в спальню.

— Дедушка совсем исхудал, — сказал Джаджа. Мы сидели на террасе. Солнце уже зашло, и нас обдувал легкий бриз. Соседская детвора играла в футбол во дворе. Из окна квартиры сверху кто-то из взрослых кричал:

— Nee any а [97] Здесь: смотрите у меня ( игбо ). , дети, если вы испачкаете гараж этим мячом, я вам уши пообрываю!

Ребятишки засмеялись, и мяч снова ударил о стену, оставив круглую пыльную отметину.

— Как думаешь, папа узнает? — спросила я.

— О чем?

Я стиснула пальцы. Как мог Джаджа не понимать, что я имею в виду?

— О том, что дедушка Ннукву сейчас здесь, с нами. Под одной крышей.

— Не знаю.

Тон Джаджа заставил меня взглянуть ему в лицо. Его брови больше не сходились на переносице, как мои сейчас.

— Ты рассказал тетушке Ифеоме о своем пальце? — спросила я. Вопрос вырвался у меня сам собой. Только когда я оказывалась наедине с Джаджа, мой язык развязывался и я начинала говорить.

— Она спросила, я ответил, — он стучал ногой по полу веранды, отбивая энергичный ритм.

Я посмотрела на свои руки, на короткие ногти. Когда я была маленькой, папа обрезал их мне до самого основания. Пока он мне их стриг, я сидела на его коленках, и его щека мягко касалась моей. Потом я выросла и стала стричь их сама, но тоже всегда очень коротко.

Неужели Джаджа забыл, что мы ничего не должны рассказывать? Раньше он всегда отвечал, что с пальцем «что-то» случилось дома. Брат не лгал, а люди представляли себе несчастный случай, например, с тяжелой дверью. Мне хотелось спросить, почему он решил рассказать тетушке Ифеоме, но я знала, что он и сам не знает ответа на этот вопрос.

— Пойду протру тетину машину, — вдруг сказал Джаджа, поднимаясь на ноги. — Жаль, что нет воды и я не могу ее вымыть. Она такая грязная.

Я смотрела, как он входит в квартиру. Джаджа никогда не мыл машину дома. Мне показалось, что его плечи стали шире, и я стала думать о том, возможно ли, чтобы плечи подростка раздались вширь в течение недели. Легкий ветер разносил вокруг запах пыли и листьев, которые обрезал Джаджа. Из кухни пахло специями, которые Амака использовала в своем ofe nsala . И только в этот момент я поняла, что Джаджа отбивал ритм одной из песен на игбо, которую тетушка Ифеома пела во время вечерней молитвы.

Когда доктор Ндуома ушел, я все еще сидела на террасе и читала. Он разговаривал и смеялся, рассказывая провожавшей его до машины тетушке Ифеоме о том, как сильно его искушает приглашение остаться на ужин и махнуть рукой на всех пациентов, которые ждут его в клинике.

— Этот суп пахнет так, что ясно — Амака всю душу в него вложила, — говорил доктор.

Тетушка Ифеома вернулась на террасу, глядя, как он выезжает со двора.

— Спасибо, nna m , — крикнула она Джаджа, который вытирал ее микроавтобус, припаркованный прямо напротив квартиры. Я никогда не слышала, чтобы она называла Джаджа «nna m» , «отец мой». Так она обращалась только к своим сыновьям.

Джаджа подошел к террасе:

— Не за что, тетушка, — и он с гордостью расправил плечи. — Что сказал доктор?

— Он хочет провести небольшое обследование. Завтра утром я отвезу вашего дедушку Ннукву в медицинский центр.

Утром тетушка Ифеома поступила, как и собиралась, но быстро вернулась с обиженно поджатыми губами. Лаборатория тоже бастовала, поэтому анализы не взяли. Некоторое время тетя смотрела перед собой, потом сказала, что ей придется найти частную лабораторию. И уже гораздо тише добавила, что из-за безбожных расценок в частных лабораториях простой анализ на брюшной тиф стоит больше, чем лекарство от него. Придется ей спросить у доктора Ндуомы, насколько эти анализы необходимы. В университетской лаборатории с нее не взяли бы и кобо. В конце концов, в ее должности преподавателя есть свои плюсы. Она оставила дедушку дома и пошла в аптеку за лекарством, которое ему выписал доктор. Лоб тети прорезали морщины.

В тот вечер дедушка Ннукву чувствовал себя хорошо и даже встал, чтобы поужинать с нами. Тени на лице тетушки Ифеомы чуть отступили. На ужин были остатки ofe nsala и garri , который Обиора взбил до воздушной пенки.

— Нельзя есть garri на ночь, — сказала Амака, но она не хмурилась, как обычно, а улыбалась, показывая щербинку между зубами. Казалось, эта улыбка была с ней всегда, когда рядом сидел дедушка Ннукву. — Желудок с ним не справляется.

— А что же ваши отцы ели на ночь в свое время, gbo ? — рассмеялся дедушка Ннукву. — Они ели простую маниоку. А garri — это уже для молодежи, у него даже вкуса маниоки нет.

— Но тебе надо съесть все, что у тебя на тарелке, nna anyi , — тетушка Ифеома протянула руку и отщипнула крохотный кусочек от garri дедушки Ннукву, проделала пальцем в нем небольшое углубление, поместила туда таблетку и скатала в шарик, который затем положила обратно на тарелку. То же самое она проделала с четырьмя другими таблетками.

— Иначе он не станет их принимать, — пояснила она по-английски. — Говорит, что таблетки горькие. Попробовали бы вы орехи колы, которые он с удовольствием жует. Они на вкус как рвота.

Кузены рассмеялись.