Кевин Кван - Проблемы безумно богатых азиатов

— Хорошо, если так. А вот еще что! Можешь одолжить галстук папе? Тот, который он привез, в пятнах от шоколадного торта. Жаль прощаться с Тайерсаль-парком. Я буду скучать по их шоколадным тортам.

— Разумеется. Открой шкаф и выбери тот, что тебе нравится. Мне кажется, подойдет галстук от Боррелли. Слушай, дай мне секундочку, и я сам это сделаю.

Когда мама ретировалась, Оливер подумал: «Это мне урок. В следующий раз поселю их в отеле, даже если будут визжать и сопротивляться127. Эта квартирка слишком мала для троих».

*

Когда азиатские родители навещают взрослых детей, которые живут в других городах, то ВСЕГДА НАСТАИВАЮТ на том, чтобы остановиться у своего чада, независимо от того, живет ли дитятко в квартире-студии, или дом уже трещит по швам от трудных подростков с гормональной бурей, и даже если родители могут себе позволить выкупить целый этаж в «Риц-Карлтон». И пусть вам сорок шесть лет, пусть вы страдаете от апноэ во сне и хроническим воспалением седалищного нерва, все равно придется уступить спальню родителям и спать на жестком матрасе в гостиной. Потому что так положено. — Примеч. автора.

Когда азиатские родители навещают взрослых детей, которые живут в других городах, то ВСЕГДА НАСТАИВАЮТ на том, чтобы остановиться у своего чада, независимо от того, живет ли дитятко в квартире-студии, или дом уже трещит по швам от трудных подростков с гормональной бурей, и даже если родители могут себе позволить выкупить целый этаж в «Риц-Карлтон». И пусть вам сорок шесть лет, пусть вы страдаете от апноэ во сне и хроническим воспалением седалищного нерва, все равно придется уступить спальню родителям и спать на жестком матрасе в гостиной. Потому что так положено. — Примеч. автора.

4

Собор Святого Андрея, Сингапур

В«мерседесе», возглавляющем похоронный кортеж из Тайерсаль-парка до собора, Гарри Леонг уставился в окно, стараясь не обращать внимания на трещавшую без умолку жену Фелисити, которая решила в последний момент поспорить с сестрой Викторией насчет деталей церемонии.

— Нет, президент Сингапура должен выступить первым. Так положено по протоколу!

— Но тогда султан Борнео ужасно оскорбится. Особа королевских кровей важнее выборных должностей, — возразила Фелисити.

— Чушь! Это наша страна, и у нашего президента преимущество. Ты заботишься о султане исключительно из-за плантаций Леонгов на Борнео.

— Я забочусь только о том, чтобы он не обмочился прямо за кафедрой собора. Его величество — пожилой диабетик со слабым мочевым пузырем. Он должен говорить первым. Кроме того, он знал маму еще до рождения президента.

— Преподобный Бо первым произнесет речь. Он собирается прочитать молитву.

— Что? Ты еще и Бо пригласила? Сколько пасторов будет на этих похоронах? — недоверчиво спросила Фелисити.

— Только три. Преподобный Бо произнесет благословение, епископ Си прочтет проповедь, а пастор Тони Чи — заключительную молитву.

— Какая жалость. Уже слишком поздно просить Тони прочесть проповедь вместо преподобного Си, он справится куда лучше.

Гарри Леонг застонал:

— Слушайте, можно потише? У меня от вас уже голова разболелась. Если вы собираетесь спорить всю дорогу, то я пересяду в машину к Астрид.

— Ты же знаешь, что тебя не пустит охрана. У нее в машине стекла не из пуленепробиваемого стекла, — сказала Фелисити.

За ними в «Ягуаре XJL» (тоже, кстати, не пуленепробиваемом) Элинор Янг внимательно изучала лицо сына.

— Я думаю, что на следующей неделе надо записать тебя к моему дерматологу. Что это за мешки под глазами! Они мне не нравятся. Доктор Тео может творить чудеса с помощью лазера.

— Мам, все в порядке. Я просто не выспался, — буркнул Ник.

— Он всю ночь писал прощальные слова для бабушки, — объяснила Рейчел.

— Что там писать всю ночь? — спросила Элинор.

— Этот текст дался мне сложнее всего. Я пытался уместить всю жизнь а-ма в тысячу слов.

Рейчел ободряюще сжала руку Ника. Она знала, с каким трудом он написал эту речь, корпел над текстом почти до рассвета и несколько раз вскакивал с постели — что-то подправить или добавить еще один смешной эпизод. Элинор не унималась:

— А зачем вообще нужно было ограничивать себя количеством слов?

— Тетя Виктория сказала, что у меня будет всего пять минут. Это примерно тысяча слов.

— Пять минут? Что за чушь! Ты ее любимый внук и единственный Янг. Можешь говорить сколько хочешь.

— Очевидно, будет много речей, поэтому я просто придерживаюсь генеральной линии партии, — сказал Ник.

— Ох, а что это за дама в машине позади нас? — внезапно спросила Рейчел.

Все обернулись, чтобы взглянуть на «роллс», пытавшийся их обогнать, в нем сидела женщина в черной шляпе с эффектной черной вуалью, закрывавшей лицо.

— Похожа на Марлен Дитрих, — усмехнулся Филип, не переставая рулить.

— Ай-я, Филип! Смотри на дорогу! — закричала Элинор. — Но она и впрямь выглядит как Марлен Дитрих. Интересно, кто это — жена султана?

Ник присмотрелся и засмеялся:

— Нет! За этой вуалью скрывается всего-навсего Фиона Тан!

На заднем сиденье «Роллс-Ройса Фантом» — единственного «роллса» в величественной процессии автомобилей — Фиона неловко поправила шляпку.

— Я не понимаю, зачем ты меня заставил нацепить эту дурацкую вуаль. Я ничего не вижу и с трудом могу дышать!

Эдди фыркнул:

— Не понимаю, о чем ты. Каллисте как-то дышит, а ты не можешь?

На дочери Эдди была надета шляпка с вуалью, похожая на ту, что была у ее матери, и она смотрела прямо перед собой, не отвечая отцу.

— Каллисте, Я ГОВОРЮ: ТЫ МОЖЕШЬ ДЫШАТЬ?

— Да у нее же наушники. Она ничего не слышит. Она сейчас, как Хелен Келлер128, — сказал Августин.

— По крайней мере, Хелен Келлер могла говорить, — проворчал Эдди.

— Вообще-то, нет, пап. Она была немая, — отозвался Константин с переднего пассажирского сиденья.

Эдди протянул руку и отдернул вуаль на шляпке дочери:

— Ну-ка сними наушники. И не смей пользоваться ими в церкви!

— А какая разница? Под этой вуалью их никто и не заметит. Почему нельзя в церкви послушать Шона Мендеса?! Обещаю, от его песен у меня слезы польются рекой, как ты и хотел.

— Никакого Шона Мендеса! А заодно Марио Лопеса, Рози Перес и Лолы Монтес! Дети, вы будете сидеть в церкви навытяжку, петь все гимны и рыдать. Плачьте так, как будто я лишил вас карманных денег на следующую неделю!

— О да! Это сработает, папочка. У-у-а-а, что ж я буду делать без двадцати долларов?! — с сарказмом заметил Константин.

— Отлично, только что ты лишился карманных денег до конца года! И если ты не будешь плакать, пока у тебя кровь не польется из глаз, особенно когда я буду петь свою песню…

— Эдди, ХВАТИТ! Зачем заставлять детей плакать, если они не хотят! — взорвалась Фиона.