Алекс Тарн - Шабатон [Журнальный вариант]
- Название:Шабатон [Журнальный вариант]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:2020
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Алекс Тарн - Шабатон [Журнальный вариант] краткое содержание
Шабатон [Журнальный вариант] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Неожиданная апатия доктора Островски с первых минут выбила ее из колеи: сидит мешок мешком с этой своей бутылкой, смотрит в пространство пустыми глазами, несет какую-то чепуху. Вместо полезного гнева она почему-то ощутила совершенно неуместную жалость. И вдруг, ни с того ни с сего — просьба лететь с ним в Москву! В Москву?! Полное сумасшествие… Хотя, может быть именно сумасшествие сейчас подходит лучше всего. Только вот сын… у него отпуск как раз в следующую пятницу…
— А как же Мишка… — растерянно проговорила Наташа.
— Очень, — повторил Игаль. — Ты мне там очень нужна. Я только сейчас это понял. И не только там, а вообще.
Ого. Действительно, ого… Она отвернулась, чтобы скрыть выступившие слезы. Это, пожалуй, сойдет и за извинение, и за клятву. Мишка сможет один разок справиться и сам; правда, форма останется неглаженой… — да и черт с ней, с формой. В конце концов, неустроенная личная жизнь мамы вредит еще и интересам мальчика. Надо ехать. Надо ехать и склеивать разбитое извечным женским клеем. В новой обстановке, через постель, через ласку, через понимание. Мужчины ведь, в сущности, простые коняги. Главное — вовремя взять их под уздцы и, тихонько поглаживая, вести куда надо, заботясь лишь о том, чтобы узду не перехватила чья-то чужая рука. Ты вот не уследила, положилась на то, что он будет возвращаться в конюшню сам, силой привычки. Кого ж теперь винить, если не себя саму? Ты виновата, ты и исправляй…
Наташа пожала плечами.
— Ладно. Когда?
— Завтра. Послезавтра. Когда достанем билеты.
Девочка по имени Ривка появилась на свет в местечке Жашков Таращанского уезда Киевской губернии в июне 1919-го, семь месяцев спустя после погрома, учиненного там бандой бывших бойцов советского командарма Муравьева. Можно сказать, она попала в этот мир контрабандой, абсолютно нежеланно и непредвиденно. Ее неопытная мама Броха Маргулис слишком долго принимала тошноту, боли и некоторые другие известные каждой рожавшей женщине признаки за последствия ушибов и травм, полученных ею во время изнасилования. Плотная комплекция Брохи тоже немало способствовала чересчур позднему обнаружению контрабандных намерений маленькой Ривки; так или иначе, к моменту, когда вздувшийся живот был, наконец, замечен, сроки возможного аборта прошли давно и безнадежно.
Понятно, что говорить об отцовстве не приходилось; самой Брохе перед наступлением спасительной потери сознания запомнились лишь отвратительные мокрые усы, вонь сивухи, каменная тяжесть на теле и мучительная резь в низу живота. Если для этого и существовало имя, оно вряд ли было человеческим. Поэтому сердобольный габай жашковской синагоги, записывая новорожденную в соответствующую книгу, спросил лишь, как Броха намеревается назвать девочку.
— Никак, — равнодушно отвечала молодая мать.
Тогда она еще надеялась, что недоношенная малышка, поняв прозрачные намеки окружающих, тихо уйдет сама.
Габай отрицательно покачал головой.
— Так не пойдет. Ребенку нужно имя. Как звали твою покойную бабку — Ривка?
Он макнул перо в чернильницу и внес новую строку в книгу местечковых судеб: «Ривка бат Броха ве-Хаим», что в переводе с древнего языка синагог значило «Ривка, дочь Благословения и Жизни». Имя оказалось удачным: девочка так упорно цеплялась за жизнь, что довольно быстро обрела и благословение материнской любви.
К несчастью, в глазах окружающих на Брохе Маргулис и ее дочери, как и на многих других жертвах насилия, которыми полнились тогда еврейские местечки, лежало неизгладимое клеймо скверны, что наглухо закрывало им дорогу к замужеству и нормальной семейной жизни. Ближе к концу войны, оставив ребенка на попечение своих родителей, Броха уехала в Киев в надежде найти счастье там, где никто не знает историю ее позора. Вернулась она лишь два года спустя — все еще без мужа, но в кожаной чекистской тужурке, с кобурой маузера на плече и незнакомыми жесткими складками у рта.
По уезду — тогда уже не Таращанскому, а Уманскому — гремела в те годы слава летучего отряда комиссара по прозвищу «Острый», который, в полном соответствии с заявленным качеством, безжалостно, под корень вырезал любые проявления кулаческой, бандитской, буржуазной и прочей контрреволюции. В деревнях его именем пугали детей. Броха Маргулис — теперь Бронислава Михайловна Жемчужникова — служила при нем секретарем, следователем и судебным заседателем. Поговаривали, что она также и приводит в исполнение приговоры — лично, не уступая это сомнительное удовольствие никому. Слишком часто перед нею оказывались усатые, воняющие сивухой и сапожным дегтем существа, неотличимые по виду и запаху от тех, которые когда-то истязали ее на полу отцовского дома.
Теперь, твердым шагом пройдя по тем же скрипучим половицам, она известила родителей, что забирает дочку с собой. Ривка, успевшая основательно подзабыть мать, заплакала. Броха присела перед ней на корточки, взяла за обе руки и сказала без улыбки:
— Нам здесь не место, Ривкале, — ни мне, ни тебе. Потому что тут ты всегда будешь ублюдком. Хочешь быть ублюдком?
Четырехлетняя Ривка невпопад кивнула: она не раз слышала это слово, но пока еще понятия не имела, что оно значит. В Москве, куда они с мамой перебрались к середине 20-х годов, имя ее придуманного габаем отца трансформировалось из Хаима в Ефима, и в школу девочка пошла уже Ревеккой Ефимовной Жемчужниковой.
В те годы обе советские столицы полнились молодыми евреями, приехавшими за высшим образованием. Покинув издыхающие местечки ради светлого будущего в огромном городе, они первым делом искали там знакомых и земляков. Жашковские не были исключением. Броха, служившая к тому времени на Лубянской площади, помогала «своим» в поисках жилья и работы, вызволяла из неприятностей. Ривка привыкла к тому, что в их отдельной квартире на Неглинной постоянно, сменяя друг друга, ночуют гости из родного местечка. Никто из них не задерживался надолго — никто, кроме одной девушки, Лизы Хайкиной, к которой Броха питала особенное расположение.
Лизе посчастливилось избегнуть изнасилования, что само по себе выглядело редкостью для мест вокруг Умани, густонаселенных двуногими зверьми, в чьих заросших мерзостью душах то и дело пробуждается жажда мучить и убивать. Посчастливилось не потому, что она была младше Брохи на пять лет — девочек-подростков насиловали еще охотней — а потому, что ее отец загодя выкопал на огороде хорошо замаскированное убежище для жены и двух дочерей. Сам он предпочитал встречать погромщиков в горнице — ведь иначе, не застав никого, они могли догадаться, что обитатели дома прячутся где-то поблизости.
— Что они мне сделают? — говорил он. — Ну, изобьют… ну, вытянут нагайкой поперек спины… Главное, чтобы вас не нашли.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: