Уолтер Тевис - Ход королевы

В тот же день к полудню Бет закончила разбирать багаж и спустилась из спальни приготовить кофе, а пока вода закипала, зашла в маленькую ванную на первом этаже ополоснуть лицо, вытерлась, и вдруг, когда она стояла там, в голубой комнатке, на голубом коврике миссис Уитли, в окружении голубых полотенец, голубого мыла и голубых мочалок, что-то взорвалось у нее внутри, и лицо опять стало мокрым – от слез. Она сняла с крючка полотенце, уткнулась в него носом, сказала: «О господи боже мой», – и, осев на пол, плакала очень долго, привалившись плечом к ванне.

Когда она успокоилась немного и уже окончательно вытирала лицо, зазвонил телефон.

– Бет Хармон? – раздался в трубке мужской голос.

– Да.

– Это Гарри Белтик. С шахматного турнира штата.

– Я помню.

– Ага. Я слышал, ты проиграла Боргову. Хотел посочувствовать.

Бет бросила полотенце на пухлое кресло и заметила на подлокотнике початую пачку сигарет миссис Уитли.

– Спасибо, – сказала она в трубку, взяв пачку и крепко сжав ее в руке.

– Ты какими играла? Белыми?

– Черными.

– Ага. – Последовала пауза. – У тебя что-то случилось?

– Нет.

– Лучше проигрывать так.

– Как?

– Лучше проигрывать черными – есть оправдание.

– Наверно.

– С чего вы начали? С сицилианской?

Бет осторожно положила сигареты обратно на подлокотник.

– С защиты Руи Лопеса. Я ему позволила это сделать.

– Зря, – сказал Белтик. – Слушай, я все лето буду в Лексингтоне. Хочешь поднатаскаю?

– Меня?

– Ну да, я понимаю, ты играешь лучше, чем я. Но если ты собираешься соперничать с русскими, тебе нужна помощь.

– Ты где сейчас?

– В отеле «Феникс». В четверг переберусь на съемную квартиру.

Бет обвела взглядом комнату – стопку женских журналов миссис Уитли на скамейке для обуви, бледно-голубые занавески, новые огромные фарфоровые светильники, еще не распакованные, в целлофане, обернутом вокруг желтоватых абажуров. Она сделала глубокий вдох, бесшумно выдохнула и сказала:

– Приезжай ко мне.

Белтик приехал через двадцать минут на «Шевроле» 1955 года с красно-белыми языками пламени, нарисованными на крыльях, и с разбитой фарой. Свернул на вымощенную кирпичом дорожку у дома и припарковался на площадке. Бет, поджидавшая его у окна, вышла на крыльцо, как только он вылез из машины. Белтик помахал ей, открывая багажник; он был в светло-красной рубашке, серых вельветовых брюках и теннисных туфлях, по цвету подходивших к рубашке. В этом человеке чувствовалось что-то дурное, темное, он двигался резко и порывисто, так что Бет, вспомнив к тому же его плохие зубы и жестокую манеру игры в шахматы, слегка занервничала, стоя на крыльце.

Белтик достал из багажника картонную коробку, явно тяжелую, тряхнул головой, откидывая упавшие на глаза волосы, и зашагал по дорожке. На коробке красовалась надпись «ТОМАТНЫЙ КЕТЧУП «ХАЙНЦ» красными буквами. Она была открыта и набита книгами.

Он поставил коробку на ковер в гостиной, бесцеремонно сгреб журналы миссис Уитли с кофейного столика и сунул их на полку газетной этажерки. Затем принялся доставать книги из коробки – по одной, зачитывая вслух названия, – и складывать их в стопки на столике:

– А. Л. Дайнкопф «Стратегия миттельшпиля», Х. Р. Капабланка «Моя шахматная карьера», Форно «Партии Алёхина. 1938–1945», Майер «Ладейно-пешечные окончания»…

Некоторые из этих книг уже попадались Бет раньше, несколько лежало у нее в шкафу, но большинство ей было неизвестно – все увесистые, в нагонявших тоску переплетах. Она понимала, что ей необходимо еще многое узнать, но Капабланка никогда не учил теорию – он играл интуитивно, ведомый собственным даром, а игроки, во всем уступавшие ему, к примеру Боголюбов и Грюнфельд, как раз заучивали наизусть готовые схемы с немецкой педантичностью. Бет видела на турнирах шахматистов, которые по окончании собственных партий оставались сидеть на неудобных стульях, отрешившись от окружающего мира, и штудировали варианты дебютов, стратегию миттельшпилей, теорию эндшпилей. Этот процесс казался бесконечным, и теперь, глядя, как Белтик методично выкладывает на столик один тяжеленный том за другим, она чувствовала усталость и скуку. Даже невольно посмотрела в сторону телевизора – вдруг захотелось включить его и забыть о шахматах навсегда.

– Это мое чтение на лето, – сказал Белтик.

Бет раздраженно тряхнула головой:

– Я тоже читала книги, но всегда стараюсь полагаться на чутье.

Белтик замер с тремя выпусками советского «Шахматного бюллетеня» в руках. Обложки у всех номеров были основательно потрепанные.

– Как Морфи и Капабланка? – нахмурился он, глядя на нее.

Бет стало неловко.

– Да.

Он мрачно кивнул и положил журналы на пол у кофейного столика.

– Капабланка победил бы Боргова.

– Не во всех партиях.

– Во всех важных партиях, – отрезал Белтик.

Бет внимательнее к нему присмотрелась: оказалось, он выглядит моложе, чем ей запомнилось. Но она сама теперь стала старше. Белтик был бескомпромиссным человеком, упрямым и неуступчивым во всем.

– Ты, наверное, думаешь, что я считаю себя примадонной? – спросила Бет.

Он позволил себе легкую усмешку:

– Все мы немного примадонны. Шахматы к этому располагают.

Вечером, когда Бет ставила в духовку разогреваться два ужина быстрого приготовления, на столе были разложены две доски с позициями в эндшпиле: его зелено-бежевая с тяжелыми пластмассовыми фигурами и ее деревянная с фигурами из палисандра и клена. Оба набора были выполнены в дизайне «Стаунтон» [49] «Стаунтон» – дизайн шахматных фигур, разработанный в середине XIX века в Англии и ставший классическим. Назван в честь Говарда Стаунтона (1810–1974), признанного сильнейшим шахматистом мира того времени. , который предпочитали все серьезные шахматисты, и в обоих короли имели четырехдюймовую высоту. Бет не приглашала Белтика остаться на обед и на ужин – все получилось само собой. Днем он сходил за едой в бакалейную лавку, находившуюся в двух кварталах от дома, а Бет тем временем размышляла над разными вариантами хода ладьей, с помощью которых можно было бы избежать ничьей в теоретической партии. Пока она разогревала обед, Белтик читал ей лекцию о том, как важно шахматисту поддерживать хорошую физическую форму и соблюдать режим сна. Заодно он купил два замороженных ужина.

– Нужно держать разум открытым, – говорил Белтик. – Если зациклишься на какой-то одной идее – вот как на этом ходе пешкой королевского коня, – все пропало. Смотри…

Бет повернулась к его шахматной доске, разложенной на кухонном столе. Белтик стоял с чашкой кофе в одной руке и хмурился, глядя на фигуры и пешки, расставленные по записи партии из книги; второй рукой он мял подбородок.