Уолтер Тевис - Ход королевы

Посреди ночи Бет проснулась с ощущением, что комната вертится вокруг нее. Пришлось проблеваться. После этого она поднялась в спальню на второй этаж, легла в постель и обнаружила, что полностью протрезвела, ум ясен и сна ни в одном глазу. Были и другие ощущения – в животе жгло, затылок ломило от боли. Бет широко открытыми глазами уставилась в темноту, будто искала в ней свет, вытянула руку, нащупала на тумбочке пузырек с транквилизаторами и отсыпала себе еще таблеток. В конце концов ей удалось снова заснуть.

Утром она проснулась с сокрушительной головной болью и решимостью продолжить шахматную карьеру. Миссис Уитли была мертва. Гарри Белтик ушел. Через три недели начнется чемпионат США по шахматам, на который ее пригласили еще до поездки в Мексику, и если она собирается занять там первое место, ей придется сразиться с Бенни Уоттсом. Пока горячий кофе потихоньку капал сквозь фильтр кофеварки на кухне, Бет вылила в раковину недопитое ночью бургундское, выбросила пустые бутылки и нашла две книги, которые заказала в «Моррисе» в тот день, когда пришло приглашение. Одна представляла собой сборник партий с последнего чемпионата США, другая называлась «Бенни Уоттс. Мои лучшие пятьдесят шахматных партий». На суперобложке крупным планом красовалось гекльберрифинновское лицо Бенни. Глядя на него сейчас, Бет поежилась от вернувшегося чувства поражения и вспомнила про свою дурацкую попытку сдвоить его пешки. Потом налила себе кофе и открыла книгу, стараясь не обращать внимания на похмелье.

К полудню она проанализировала шесть партий Уоттса и проголодалась. В двух кварталах была закусочная, из тех, где печенка с луком – главное блюдо в меню, а кассовые аппараты облеплены наклейками с рекламой сигарет и зажигалок. Бет взяла книгу с собой и успела изучить еще две партии, пока жевала гамбургер и картошку по-домашнему. Когда ей принесли лимонное пирожное с заварным кремом, оказавшимся слишком жирным и сладким, Бет вдруг остро затосковала по миссис Уитли и по французским десертам, которые они вместе заказывали в Цинциннати и Хьюстоне. Она отбросила эти мысли, заказала последнюю чашку кофе и довела до конца очередную партию Уоттса, которая развивалась в ее воображении: староиндийская защита, черный фианкеттированный слон смотрит из правового верхнего угла вниз, вдоль длинной диагонали, поджидая возможности ринуться в атаку. Черные заняты королевским флангом, тогда как белые после фианкеттирования слона сосредоточены на ферзевом. Все очень культурно. Бенни, игравший черными, победил изящно и ловко.

Бет оплатила чек и ушла. Весь остаток дня и до часа ночи она прокручивала в голове партии из книги и к тому времени, как закончила, знала о Бенни Уоттсе и о точности рассчетов в шахматах гораздо больше, чем раньше. Она выпила две таблетки из мексиканских запасов, легла в кровать и мгновенно заснула, а утром встала в девять тридцать легко и в хорошем настроении. Пока варились два яйца на завтрак, она выбрала себе новую книгу для утренних штудий: «Пол Морфи и Золотой век шахмат». Книга была старая, во многом потерявшая актуальность. На серых, плохо отпечатанных диаграммах сложно было отличить белые фигуры и пешки от черных. Но само имя Пола Морфи до сих пор вызывало в ней трепет, его личность завораживала – странный человек из Нью-Орлеана, сын судьи Верховного суда, получивший хорошее юридическое образование, в юные годы поразил мир своим выдющимся шахматным дарованием, а потом вдруг отказался от шахмат навсегда, превратился в безмозглого параноика и рано умер. Разыгрывая белыми королевский гамбит, Морфи жертвовал коней и слонов без оглядки, а потом с головокружительной скоростью проводил атаку на черного короля. Подобных ему игроков ни до, ни после в истории шахмат не было. У Бет побежали мурашки по позвоночнику, стоило лишь открыть книгу и прочитать список партий: Морфи – Лёвенталь, Морфи – Гарвиц, Морфи – Андерсен, с датами из середины XIX века. Ночами напролет перед матчами в Париже он пил в кафе и болтал с незнакомцами, а на следующий день бросался в бой, как акула, как безупречно воспитанный, безупречно одетый, улыбающийся хищник; передвигал большие фигуры узкой и хрупкой, словно девичьей, рукой с голубыми венами, сокрушая одного европейского мастера за другим. Кто-то назвал его «гордостью и печалью шахмат». «Как было бы здорово, – думала Бет, – если бы Морфи и Капабланка жили в одно время и могли сыграть друг с другом!» Она принялась разбирать партию Морфи с неким шахматистом по фамилии Паульсен, состоявшуюся в 1857 году. Чемпионат США начнется через три недели. Пришло время, чтобы в нем победила женщина. Пришло ее время.

Когда Бет вошла в зал, на ближайшем столе там сидел какой-то худой парень в выцветших синих джинсах и такой же джинсовой рубашке. Светлые волосы у него доходили почти до плеч. И только когда парень встал и сказал: «Привет, Бет», – она поняла, что это Бенни Уоттс. На фотографии в «Шахматном обозрении», опубликованной несколько месяцев назад, волосы у него тоже были длинные, но не настолько. Он казался хрупким, бледным и очень спокойным. Впрочем, Бенни Уоттс спокойствия никогда не терял.

– Привет, – ответила Бет.

– Я читал о твоей игре с Борговым, – улыбнулся Бенни. – Наверно, было жутковато.

Бет взглянула на него с подозрением, но открытое симпатичное лицо выражало искреннее сочувствие, к тому же она давно не злилась на Бенни за то, что он ее обыграл. Вся ее ненависть обратилась против одного-единственного шахматиста, и он сейчас был в СССР.

– Я чувствовала себя идиоткой, – сказала Бет.

– Понимаю, – кивнул Бенни. – Совсем беспомощной. Как будто все идет без твоего участия и ты просто колотишь по дереву, как дятел.

Бет удивилась – шахматисты редко так легко рассказывают о своих проигрышах, не любят признаваться в слабости. Она открыла было рот, чтобы продолжить разговор, но раздался громкий голос директора турнира: «Игра начнется через пять минут». Бет кивнула Бенни, попыталась изобразить улыбку, но не смогла и пошла искать доску со своим номером.

Среди шахматистов, сидевших за столами, не было ни одного, с кем она не встречалась бы раньше в бальных залах отелей, где проводились турниры, или чьи лица не видела бы на снимках в «Шахматном обозрении». Она и сама была на обложке одного из выпусков этого журнала полгода назад, после того как Таунс сфотографировал ее в Лас-Вегасе. Половина участников чемпионата, находившихся сейчас здесь, в студенческом кампусе скромного городка в штате Огайо, тоже появлялись на обложках в то или иное время. Фото ее соперника в первой партии чемпионата – мастера средних лет по имени Филип Рене – украшало собой свежий выпуск. Всего в зале сейчас сидели четырнадцать игроков, многие – гроссмейстеры. Бет была единственной женщиной.