Мэтт Торн - Туристка

Я отодвинулась на самый край, поджав под себя ноги. Мэри подождала, а потом спросила:

— Можно я прислоню ноги к тебе? Мне легче заснуть, когда я знаю, что рядом кто-то есть.

— Ладно.

Я почувствовала, как ее теплые ступни прикоснулись к моим бедрам. Подождав, когда она заснет, я отодвинула их от себя.

Генри любит ходить в церковь. Он не слушает проповедь и во время нее обожает прикасаться коленом к моей ноге, но никто никогда не подвергал сомнению его преданность Богу. Каждое воскресенье в семь часов я должна приходить к нему, чтобы вместе одеться. У него всегда готовы свежие цветы, которые мы прикалываем к нашим костюмам.

Мне удалось выбраться из комнаты, не разбудив Мэри. С радостным чувством я вдыхала свежий морской воздух, когда шла к пансионату Генри, который носил название «Светлое Будущее». Он уже проснулся и лежал в воскресной рубашке, которую я ему подарила, на белых льняных простынях. Он встал, чтобы обнять меня, и вдохнул запах моих волос.

— Ты где-то была вчера вечером?

— Да.

— С Полом?

— С Мэри.

— Кто это Мэри?

— Подруга.

Он улыбнулся.

— Ты никогда не говоришь мне о своих подругах. Боишься, что я их похищу?

— Они не в твоем вкусе.

Генри взял меня за руки.

— Ты чудесно выглядишь.

Он еще не брился, и его седая щетина и закатанные рукава рубашки напомнили мне, почему он мне понравился. Я почувствовала себя виноватой от такого искреннего комплимента, и мне захотелось сказать Генри, что это не для него я оделась таким образом.

Я следила за его глазами, пока он медленно поглаживал пальцами мои ноги, задерживаясь на застежках чулок. Я видела, что он возбужден, и надеялась, что наконец он будет готов заняться со мной любовью.

Он встал и подошел к раковине. Я наблюдала, как он намыливал руки. Когда у Генри умерла жена, он целых пять лет провел в шикарных круизах. Однажды он рассказал мне, что всегда ведет себя в своей комнате так же, как в каюте. Пользуется лишь шкафом, кроватью и раковиной. Когда он уезжает из гостиницы, то пакует чемодан и выбрасывает дешевые книжки, которые покупал как чтиво. Единственным признаком того, что здесь сейчас кто-то живет, служил поднос с едой на полу.

— Ты разве не хочешь позавтракать? — спросила я.

— А что? Ты голодна?

— Да, если ты не будешь.

— Нет, я не хочу. А ты поешь.

Я подняла поднос и устроила его у себя на коленях. Быстро управилась с грейпфрутом и с ржаными хлопьями, стараясь избавиться от неприятного привкуса, оставшегося во рту со вчерашнего дня.

Покончив с едой, я облизала пальцы и потрогала ими бесцветное пятно на подушке, оставшееся от масла для волос, которым пользовался Генри. Поднеся пальцы к носу и глубоко вдыхая, я старалась запомнить этот его специфический запах. Будучи подростком, я брызгала дезодорант, которым пользовался мой первый мальчик, под одеяло, изводя целые баллоны. А потом с упоением вдыхала этот запах, как будто таким образом могла перенестись в его объятия.

— Ничего, — сказал Генри. — Наволочки меняют по понедельникам.

Мне тоже нравится церковь. И, хотя она всегда играла разрушающую роль в моих отношениях с мужчинами, я давно подозревала, что в один прекрасный день я полностью обращусь к Богу. Мои родители не были верующими, поэтому дом Бога всегда был для меня безопасным убежищем. Я могла часами просиживать в соборах и церковных музеях, представляя себе, о чем приходят сюда думать добрые люди.

Генри ничего от меня не ждет. Ему не важно, что я ни с кем не здороваюсь и не прощаюсь. Главное для него, что мой зад находится рядом с его на церковной скамье. И вряд ли мою совесть заденет текст проповеди, потому что весь приход знает о том, что у священника роман с хористкой и он купил наше молчание, читая такие проповеди, от которых нам становится хорошо на душе, и никто не чувствует никакой вины.

Генри повел меня к пустой скамье в заднем конце церкви. Сегодня вместо прикосновения коленом к моей ноге он сразу же забрался рукой мне под юбку. Он начал с поглаживания краев чулок, затем продвинулся вверх к бедру. Все встали для первого гимна и молитвы. А когда мы сели на место, поглаживания стали настойчивее, подтверждая возврат его желания.

— Давай пропустим сегодня обед, — предложил он, и мы пошли самым коротким путем к «Светлому Будущему». Пока мы шли, я охватила взглядом Старый Пирс, представив себе, как он будет выглядеть, когда там откроется Дворец Удовольствий. Всю конструкцию пирса придется расширить, а мостки убрать. Генри тянул меня за руку, поторапливая, и я не успела завершить свою воображаемую перепланировку.

Он запер дверь, задернул шторы и стащил белье с кровати.

— Ты выглядишь совершенно сногсшибательно, Сара, — проговорил он, ложась на голый матрас.

Я села на него верхом, полагая, что он захочет меня раздеть. Я немного волновалась, потому что прошло уже достаточно много времени с тех пор, как мы занимались любовью. А я терпеть не могу, когда придают большое значение какой-нибудь процедуре, особенно траханью.

— Ну же, Генри… Скажи что-нибудь.

Его седые волосы волной лежали на подушке. Я наклонилась, чтобы поцеловать его сухой, открытый рот, прижав свои груди к его груди.

— Что такое, Генри? Чего ты хочешь?

— Всего.

Я смотрела на его свежевыбритый блестящий подбородок, на его инертное тело под собой и думала о том, какой он представляет себе мою реакцию на его покорность. До сих пор Генри всегда был активным лидером, раздевая меня, переворачивая набок. У него был пунктик по поводу моей попки, он говорил, что не может кончить, если не будет постоянно иметь ее перед глазами. Стараясь побудить Генри к активным действиям, я встала с кровати и вышла на середину комнаты, отстегивая резинки от чулок. Я спустила вниз юбку, стоя к нему спиной, потом трусики и, чтобы попка только мелькнула на мгновение, прикрылась блузкой. Я была почти уверена, что такое частичное раздевание вынудит его подойти ко мне, но когда я взглянула через плечо, то увидела, что он все еще лежит на кровати в напряженной позе, сжав кулаки, как будто сдерживая себя, чтобы не поддаться на мою игру.

Мне хотелось как можно быстрее закончить все это. Если он не может проявить свои желания, то я сама догадаюсь о них и удовлетворю их. Я обернулась, наполовину расстегнула блузку и спустила ее с плеч так, чтобы он увидел мои груди. Я надеялась, что, как только он увидит мои втянутые соски и покрытую гусиной кожей шею, он перестанет смотреть на меня с таким благоговейным страхом. Я заставила себя подойти к кровати, намеренно избегая его взгляда и стараясь всячески показать, что готова на все. Я расшнуровала его ботинок, стянула изношенный носок и поставила его ступню себе на бедро. Затем я проделала то же самое с другим ботинком, а потом стянула вниз его светло-голубые брюки.