Джои Гебель - Пытка для гения

— Что у тебя с глазом? — спросила она. — Ты подрался?

— Я все объясню. Садись в машину, — поторопил я жену.

Винсент вышел, уступая Монике переднее сиденье. Пока я укладывал чемоданы в багажник, он спросил:

— У тебя случайно не осталось абсента?

— Осталось.

— Возьмем с собой?

— Нужно поскорее убраться отсюда. Я куплю тебе виски по дороге.

— После всего, что случилось, мои нервы на пределе. Мне нужно выпить чего-нибудь крепкого. Это займет у тебя всего минутку.

Я сбегал домой и забрал абсент. Винсент прекрасно понимал, что теперь вправе просить меня о чем угодно. Прыгнув на водительское сиденье светло-голубого «вольво», я закинул назад бутылку, чистую белую рубашку, и мы поспешили в банк. Я закрыл счет, забрал всю сумму наличными и настоял, чтобы Винсент сделал то же самое. Набив карманы и «бардачок» деньгами, мы покинули Лос-Анджелес.

Я ехал на восток, не имея определенной цели, и постоянно поглядывал в зеркало заднего вида. Винсент упорно молчал, заставляя меня еще острее ощущать его присутствие.

С Моникой, однако, он был более разговорчив. Пока я ходил за абсентом, Винсент расспросил ее о незнакомце, который вломился в нашу квартиру. Моника описала его неопрятную одежду и собранные в хвост волосы, видневшиеся из-под маски. Винсент заключил, что незнакомец, избивший его несколько месяцев назад, и нанятый Прормпсом бандит — одно и то же лицо.

Винсент также сказал Монике, что очень переживает из-за смерти матери и что образ Вероники незримо присутствовал во всех его сочинениях, выполняя роль своеобразной идефикс. Знаток классической музыки, Моника объяснила мне, что идефикс — это повторяющаяся мелодия, которая связывает воедино отдельные части произведения.

Как только я сел в машину, Винсент оборвал разговор с Моникой, переоделся в чистую рубашку, отхлебнул абсента и умолк.

Я поведал жене, от кого мы бежим и почему нам с Винсентом угрожает опасность. Как и меня, душевное состояние Винсента беспокоило Монику не меньше, чем риск расстаться с жизнью, ослабевавший по мере нашего удаления от Лос-Анджелеса. Буквально за несколько часов внутренний мир Винсента полностью рухнул.

— От таких потрясений можно умереть, — высказалась Моника.

— Он крепкий парень, — возразил я. — Выдержит. До нашего знакомства он рыдал над чашкой с мороженым. Все эти годы я тренировал его на случай такого дня, как сегодня.

Мы ехали почти до темноты, пока голод не стал нестерпимым, и в Аризоне остановились перекусить в ресторане «Бургер Кинг» — заведение выбрал Винсент. По случайному совпадению, пять месяцев назад здесь проходила рекламная акция фильма «Новый волшебник страны Оз».

Опустив голову, Винсент молча уплетал гамбургер и пересоленную картошку-фри. Моника посмотрела на меня и одними губами промолвила:

— Поговори с ним.

— Винсент, — обратился к нему я, — как ты себя чувствуешь?

Уткнувшись в тарелку, он пожал плечами.

— Винсент, милый, мы можем тебе чем-нибудь помочь? — ласково спросила Моника.

— Нет, спасибо, — наконец поднял глаза он. — Извините, если я веду себя невежливо. У меня в голове творится черт знает что.

— Милый, не извиняйся. Ты столько перенес. Веди себя так, как считаешь нужным, а если захочешь поговорить, мы с Харланом всегда готовы тебя выслушать.

— Спасибо.

Винсент вернулся к еде. Моника делала выразительные знаки глазами, требуя, чтобы я продолжил попытки. Я отогнал муху и прокашлялся.

— Винсент, наверное, я должен открыть тебе всю правду, хотя это очень тяжело. Я понимаю, что одним откровенным разговором нельзя исправить все, что сделано за последние пятнадцать лет, но я хочу, чтобы ты знал: я страшно сожалею о своих поступках и клянусь, что отныне буду с тобой честен. Моника права — мы рядом с тобой и выслушаем тебя в любой момент. Если ты желаешь меня о чем-то спросить, я отвечу без утайки. Наверное, у тебя скопилась куча вопросов.

Винсент отвел взор от пустой тарелки и угрюмо посмотрел на меня.

— Можно мне еще гамбургер?

Я расхохотался.

— Конечно. Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать.

В магазине «Севен-Элевен» я купил зубные щетки, пасту, аспирин, бритвенные станки и журналы «Роллинг стоун», «Пипл» и «Стар» — на их обложках были анонсы статей о певцах и актерах, для которых писал Винсент. Кассир высказался по поводу синяка у меня под глазом, подарив мне долгожданную возможность отпустить заранее приготовленную шутку: «Видели бы вы того, кто это сделал».

Я доверху наполнил бензобак и сел за руль. Мы ехали и ехали, пока я не почувствовал, что мне необходимо поспать. Около часа ночи где-то на просторах штата Нью-Мексико мы остановились в гостинице «Дейз Инн» под фамилией Дикинсон. Из соображений безопасности я снял один номер, чтобы мы все спали в одной комнате.

Винсент ушел чистить зубы, а Моника передала мне свой разговор с ним в кафе, где мы обедали. По словам Винсента, узнав о моей многолетней лжи, он чувствовал себя так, будто лишился не только матери, но и отца. Моника посоветовала мне еще раз поговорить с ним, но когда Винсент вышел из ванной, я смог лишь спросить, готов ли он ко сну. В ответ он молча кивнул и залез под одеяло. Мы с Моникой устроились на другой кровати, и я выключил свет.

— Спокойной ночи, Винсент, — сказала Моника.

— Спокойной ночи, Моника, — промолвил он.

— Спокойной ночи, Харлан, — пожелала мне жена.

— Спокойной ночи, Моника, спокойной ночи, Винсент, — произнес я.

— Спокойной ночи.

Плотные шторы делали темноту в номере непроницаемой, лишь под потолком мигал красный огонек пожарной сигнализации. Тишину изредка нарушал тяжелый стук дверей в коридоре. Я вспоминал, как в детстве мы с семьей выезжали на отдых и останавливались в гостинице. Я и мой брат любили дурачиться после того, как отец выключал свет в номере. Мы издавали непристойные звуки, копировали Сильвестра Сталлоне и болтали без умолку, словно не виделись целый день. В конце концов отец говорил: «Ну все, на сегодня хватит», но от этого мы смеялись еще сильнее.

— Знаешь, не все так плохо, — услышал я в темноте собственный голос. — Во всяком случае, у тебя нет туберкулеза и ты можешь больше не принимать таблетки. Все равно это были пустышки.

Ответом с другой стороны пропасти, разделявшей наши кровати, было молчание.

— А как тебе такой аргумент, — продолжал я. — Поскольку мы пытались сделать из тебя страдающего гения, то наши с тобой отношения идеально укладываются в схему.

Винсент не отзывался.

— В каком смысле? — спросила Моника.

— Многие великие люди конфликтовали со своими отцами. Я выяснил это, когда готовился к работе.