Роки Каллен - До последнего вздоха

Жизнь больше не менялась постепенно – с громким хлопком она разделилась на «до» и «после».

Однажды по пути домой ты спросила меня:

– Элли, правда было бы здорово, если бы из нашего окна было видно горы?

Ты оглядывалась по сторонам, изучая наш район, и словно видела что-то кроме заколоченных дверей, огражденных решетками окон и ржавых качелей на детских площадках во дворах, которые забросили годы тому назад.

Я обожала горы. Мне нравилось, как болела моя грудная клетка и ноги, когда мы поднимались по тропам, нравились вершины, взобравшись на которые казалось, что тебе видно весь мир, пока ты сидишь там, скрестив ноги, и поедаешь арахисовую пасту и варенье. Но я смотрела на наш район и не видела ничего, кроме ржавчины и жухлой травы. Я не видела той чудесной картинки, которую ты придумала и созерцала своими глазами.

– Мама, здесь нет гор.

Ты немного помолчала, а потом посмотрела на нашу подъездную дорожку.

– Ты права. Здесь нет гор. Но что, если мы отправимся за ними в погоню? – Ты посмотрела на меня, на губах твоих промелькнула улыбка.

– Было бы здорово! Приключение.

– Именно, красота моя. Наше собственное маленькое приключение.

Ничего больше не говоря, мы поднялись по лестнице.

Отец был дома. Я подбежала к нему, и он обнял меня так крепко, что моя грудная клетка оказалась сжата, а в легких не хватало воздуха.

– Отец! Мы собираемся гоняться за горами! – завизжала я, чуть ли не подпрыгивая на его колене от восторга.

Он поднял брови.

– Что, правда? И как мы собираемся гоняться за горами, куколка?

– Мы отправимся в приключение, глупенький. Мы могли бы поехать…

– Но у мамы нет машины…

– Мы могли бы полететь! Или пойти пешком! Я могу долго идти.

Я выпятила грудь. Я была уверена, что это будет самое лучшее приключение.

– И чья это идея, устроить это небольшое приключение?

– Мамина!

– Элли… – Твой голос был мягким, но в нем звучали предостерегающие нотки. Я же была в таком радостном возбуждении, что не заметила их.

– Она сказала, что мы можем жить в доме, где прямо из окна видны горы и…

– Неужели? – отозвался отец.

– Элли… – одновременно с ним сказала ты.

Я думала о картах сокровищ, огромных окнах и горных вершинах. Я не заметила, как в комнате закончился воздух, как вы с отцом смотрели друг на друга. На острие бритвы. В шаге от боевых мин на паркете, о которых я совсем позабыла.

– Иди наверх, Элли, – сказал отец.

Я побежала наверх, перепрыгивая через ступеньки и напевая по пути к своей комнате. Вентиляционное отверстие в моей спальне выходило на кухню. Я улеглась на него и стала подглядывать. Я видела не все, но достаточно.

Ни ты, ни отец не сдвинулись с места. Вы уставились друг на друга. Я думала, что вы оба будете радоваться, но над вами что-то нависло, и мне вдруг стало совсем не по себе. Я перестала отбивать ногами ритм и напевать.

– Горы, значит?

– Абель, мы просто фантазировали. Просто замечтались, пока шли домой.

Отец потянулся к стакану с виски – я даже не заметила, что он стоял на столе, – и опустошил его.

Я посмотрела на тебя; ты со всей силы зажмурилась.

Отец встал, его стул, поскрипывая, покатился по полу.

Пощечина была подобна удару грома.

Отец нависал над тобой. Ты прижимала ладонь к щеке. Твои плечи дрожали от частого дыхания, а потом твой взгляд взметнулся вверх, к потолку, и ты посмотрела на меня сквозь вентиляционное отверстие. Я уже поднималась на колени, чтобы побежать на первый этаж, проверить, все ли с тобой в порядке. Но ты едва заметно качнула головой, и я поняла, что мне нужно оставаться на месте. Мне пришлось просто смотреть – я ничего не могла сделать. Я затаила дыхание.

Отец взял тебя за волосы и уткнулся носом в твою шею.

– Не думай, что я не знаю тебя, Регина. Ты уже однажды бросила меня. Больше ты от меня не уйдешь.

Ты закрыла глаза и слабо кивнула. Он понизил голос:

– А если ты попытаешься, Регина, клянусь, если только попробуешь погнаться за горами или за мечтами… я отправлюсь за тобой. Я найду тебя. И ты пожалеешь, что ступила за порог этого дома.

Потом он тебя поцеловал с тем лишь, чтобы, оторвавшись от твоих губ, сказать:

– Ты моя, и ты никуда от меня не денешься.

И мы никуда не поехали. В тот день ты впервые нарисовала себе кукольное лицо. Насилие тайком прокралось в наш дом, и все, что мне оставалось, – это отводить взгляд и прятаться. Захват. Пощечина. Толчок в стену. Он избивал тебя, а после того, как ты закрывалась в ванной, включала душ, чтобы тебя никто не слышал, и пыталась перестать задыхаться от слез, он возвращался и гладил тебя по волосам. Он нашептывал извинения и тыкался носом в твою шею. Он давал обещания, которые никогда не сдерживал, а ты фыркала, но все равно слушала его, чтобы он подольше гладил твои волосы.

Отдать себя всю легко. Ты делаешь это постепенно, день за днем, пока у тебя в руках не остаются лишь собственные кости. И ты спрашиваешь себя, как так вышло, что у тебя все забрали, а ты даже не заметила. Ты красила свое лицо, потому что это помогало тебе притворяться. Ты красила свое лицо, чтобы из зеркала на тебя не смотрела ложь.

– Мама, почему я не могу уйти? – спросила я однажды из-под одеяла. Ты гладила меня по голове.

Ты остановилась и глубоко вдохнула.

– Однажды ты сможешь. Я обещаю. – Ты говорила вполголоса, а увидев выражение моего лица, ты продолжила шептать: – Когда я впервые встретила твоего отца, я влюбилась в него. Я и не думала, что он способен обидеть меня. Но когда я забеременела тобой… он изменился. Он стал жестоким. Он стал… все контролировать. Он напугал меня, и я сбежала. Но я не знала, что он будет меня преследовать. Преследовать нас. Куда бы мы ни поехали, он следовал за нами по пятам. А когда он наконец нашел нас здесь, мне показалось, что он изменился. Но я ошиблась. Ужасно ошиблась. Когда мы будем уходить, мы должны быть готовы. Готовы к тому, что бежать придется далеко. Я даже боюсь представить, что он сделает, если найдет нас снова.

Я теряю равновесие. Нить воспоминаний опутывает мое сердце и затягивается вокруг него так сильно, что, кажется, остаются порезы. Сейчас я не могу дотронуться до твоей щеки, но помню, как ты гладила мою, когда я засыпала тем самым вечером. Вечером, когда среди тьмы загорелось твое обещание.

Это была всего лишь колыбельная, чтобы успокоить меня. Но вот засыпаешь ты, часто и неглубоко дыша, и некому тебя успокоить. Я слышу, как скрипит дверь в мою комнату и заходит отец. Мне хочется выставить его, бить кулаками в его грудь, но он беспрепятственно подходит к моей кровати, берет тебя на руки и несет по коридору в вашу спальню.

Ты либо не просыпаешься, либо притворяешься спящей. Боль следовала за нами, как тень. А теперь я, подобно тени, следую за своей жизнью.