Авраам Иегошуа - Дружественный огонь [litres]

– Никакая вера не может помешать заботе о больных, – заявила суданка. – И менее других – анимизм, поскольку у каждого существа имеется свой персональный дух, соответствующий его пониманию жизни, а потому не нуждающийся в посредничестве ни попов, ни имамов.

– Поразительно…

Однако Даниэла не могла понять, как ее зять умудрился примкнуть к команде ученых-антропологов, созданной специально для африканцев, тем более, что он не был ни научным работником, ни врачом, а кроме того, являлся гражданином страны, далеко не во всем мире пользовавшейся любовью. Но по этому вопросу у суданки нашлось простое объяснение. Дабы избежать конфликтов в среде чрезвычайно чувствительных ко всевозможным деталям бытия африканцев, которые собрались для работы на раскопках со всех концов континента, было решено, что вопросами, связанными с финансированием и курированием расходов, должен заниматься белый человек, лучше – иностранец, а еще лучше – человек с опытом, знакомый и с регионом, и с местными особенностями. И когда овдовевший белый пенсионер, служивший некогда в Африке по линии министерства иностранных дел, предложил свой опыт по части управления финансами, он мгновенно завоевал сердце членов экспедиции, как человек надежный и объективный, способный противостоять внешним искушениям и соблазнам.

– Искушениям и соблазнам? В каком смысле?

– Соблазнам, способным подтолкнуть его к тому, чтобы не слишком разборчиво относиться к собственности, ему не принадлежащей, скажем так. Например, к денежным счетам, которые требуют честности и точности… Ну да скоро он сам объяснит вам это.

Теплый летний ветер врывался в окно автомобиля, наполняя его ароматами окружающей флоры. Страна была гористой, и машина то устремлялась вверх по склону, то скатывалась вниз к подножью возвышенностей, окружавших пик Морогоро, который периодически появлялся и снова исчезал из виду. Точно так же вела себя и луна, временами проглядывавшая сквозь тучи; ее свет отражался листьями буйной растительности, заполнявшей обе стороны дороги. Немного спустя, следуя небольшому дорожному указателю, машина свернула с асфальта, оказавшись на грязном проселке, который, тем не менее, был хорошо укатан и почти не имел рытвин, так что двигатель работал в прежнем, пусть и несколько надрывном ритме. Но тут Даниэла почувствовала, что столкнулась с некоей неудобной и не встречавшейся ей ранее проблемой. Огромный сэндвич, который она, так сказать, уважила в сочетании с несколькими чашками чая, потребовал освобождения. Задумайся она об этом заранее, она не отнеслась бы так легкомысленно к возможности воспользоваться туалетом в аэропорту. Но теперь выбора не было, и она обратилась к своей дружелюбной проводнице, попросив остановиться в месте, удобном как для машины, так и для пассажира, осведомившись заодно, не найдется ли под рукой ненужного клочка бумаги, в противном случае ей придется открывать чемодан.

– Тогда, не откладывая, начинайте прямо с чемодана, – сказала Сиджиин Куанг, рассмеявшись и в то же время нажимая на тормоза.

Тут же она предостерегла путешественницу от любой попытки отыскать уединенное место в зарослях, рискуя при этом вызвать к себе повышенный интерес со стороны различных мелких тварей.

– Вы можете сделать все свои дела прямо здесь, даже посередине дороги, – заверила она Даниэлу. – Смотрите сами – нет никакого движения, а если вдруг и появилась бы машина, то, уверяю, никто не обратил бы на вас внимания. И уж точно, не запомнил бы вас.

Но Даниэле никак не улыбалась перспектива предстать в непривычном для нее положении в лунном свете, пусть даже единственным зрителем подобной картины оказалась бы вот эта лицензированная медсестра, которая в эту минуту, выключив двигатель и фары, вылезла из машины, чтобы, во-первых, размять ноги, а во-вторых, покурить, что она и сделала, чиркнув зажигалкой перед чем-то похожим на длинную трубку, такую же тонкую и черную, как и ее хозяйка. После чего она прошла по дороге до поворота. И только тогда Даниэла, махнув рукой на предложение Сиджиин Куанг, преодолевая себя и пригнувшись, сделала несколько шагов по направлению к зарослям.

Под шорох африканской листвы и в сильном возбуждении она стянула с себя брюки. Волнение ее было оправдано. Ведь она была не просто неизвестной женщиной. Она была старшим преподавателем элитной школы, а кроме того – женой, образцовой матерью семейства и, наконец, бабушкой, перед которой возникла в памяти маленькая униженная девочка, которая на семейном пикнике возле пляжа на реке Яркон, купаясь во всеобщей любви своих дядюшек и тетушек, кузенов и кузин, внезапно утратила над собою контроль, после чего испачканные ею панталоны на долгие годы омрачили ее счастливое детство. Но ни ее мать, ни, тем более, ее отец так никогда и не узнали глубины ее горя и страданий, могла догадываться о них лишь старшая сестра, рванувшаяся, чтобы защитить заходящуюся в рыданиях малышку, вместе с которой добежала до воды и зарослей, разумеется, не похожих на вот эти, среди которых она сейчас сидела на корточках. Подмыв малышку и утешив ее ласковыми словами, сестра избавила ее от стыда, успокоила и развлекала до тех пор, пока маленькая Даниэла не рассмеялась.

И вот сейчас, с брюками, спущенными до коленей, в свете луны, чьи игры в прятки покрывали световой рябью листву окружающих Даниэлу деревьев, свободная от «контролирующей любви» мужа, которому и в голову сейчас не могло прийти, как далеко залетела стрела, выпущенная поздним вечером в аэропорту, она сдалась на милость победителя – той боли от потери горячо любимой старшей сестры, которая всегда знала, как нужно обустроить наиболее приемлемую и комфортную жизнь для своих близких, но так и не сумела сделать то же самое для себя.

Даниэла провела еще некоторое время на корточках, согнувшись, повторяя себе слова утешения. Затем поднялась, натянула брюки, поправила одежду, но не двинулась с места, пока не присмотрела несколько камней, которыми прикрыла то, что оставляла после себя.

Тишина вокруг была абсолютной. Выбравшись на грязную дорогу, израильтянка первым делом поняла, что не знает в каком направлении искать машину, в которой находился ее чемодан со всеми документами. Оставалась еще медсестра… и Даниэла громким голосом позвала ее, выкрикивая полное ее имя: «Сиджиин Куанг! Сиджиин Куанг! Сиджиин Куанг!!!» Да, трижды прокричала она имя рослой идолопоклонницы. И последовательница анимизма, которая в этот важный момент, вероятнее всего, возносила молитвы священным духам ветров, деревьев и гор, хлопоча об успешном завершении путешествия, включила автомобильные фары и нажала на клаксон, показав белой женщине обратную дорогу.