Авраам Иегошуа - Дружественный огонь [litres]

– Этот ваш лифт больно уж получился узким, мистер Яари, – сказала она с иронической улыбкой, которая еще больше красила ее. – Если сравнить лифт с лошадью, то нашему секретному всаднику понадобится сбросить немало веса, чтобы скакать на ней.

– Вы абсолютно правы, – признался Яари. – Внутри будет и впрямь тесновато. Но не следует забывать, что в лифте есть еще один угол для другого человека, допустим для жены этого таинственного всадника.

– Для его жены? – изумленно отреагировала помощница министра. – По правде говоря, я что-то плохо представляю себе эту пару в вашем узеньком лифте. Разве что они оба будут спартанцами. Или ее мужа всегда будет сопровождать молоденькая и худая девушка. Но в этом случае ей самой пришлось бы изрядно похудеть.

Просторная кухня на бывшей ферме сейчас чиста и ти ха. Повара испарились. Ирмиягу открыл одну из дверец огромного холодильника перед Даниэлой.

– Что мне нагреть для тебя?

Но обжигающее солнце Африки вместе с воспоминанием о том, как африканка раздергивала солому со своей крыши, чтобы накормить корову, отбило у Даниэлы всякий аппетит.

– Я не спешу, – сказала она Ирми. – Сначала бы я хотела подняться к себе и немного отдохнуть, ну а потом, если можно…

– Какие проблемы! Они могут отложить обед, но они должны будут тогда покончить с едой до трех, потому что должны отправиться в путь к раскопкам, возвращаться им придется уже ночью.

– Это что – так далеко?

– Не очень. Но идти придется медленно.

– А как насчет меня?

– Отдыхай. Читай. Ведь твой роман я не сжег…

– Так кто еще кроме меня остается здесь?

– Здесь всегда есть вооруженный охранник.

Внезапно ее охватила паника.

– А можно я пойду с тобой? Мне там найдется, где поспать?

– Можешь ко мне присоединиться. Но с одним условием. Ты, в отличие от своей сестры, не будешь собираться до последней минуты. Ты должна быть готова к двум тридцати. Мы перекусим – и в дорогу. Хочешь, чтобы я те бя разбудил?

– Этого совершенно не нужно, – сказала она с непонятным ей самой огорчением. – Не думаю, что смогу уснуть.

И она медленно стала подниматься по широким и удобным ступеням. Комната, из которой она ушла утром, пахла лизолом, что заставило ее вспомнить о школьном туалете. В ее отсутствие пол был вымыт, душевая сверкала чистотой, а кровать перестелена. Она посмотрела на голубоватую дымку, занавесившую летнее небо. На отдаленном холме две зебры не то дрались, не то совокуплялись, ей было не разобрать. Она подумала о муже. Был ли Амоц и в самом деле автором этого выражения «дружественный огонь», которое на протяжении всей траурной недели не сходило с уст Ирми, пополняясь все новым и новым сарказмом, угнетавшим и парализовавшим ее сестру.

Она оставила закрытыми деревянные ставни, и комната погрузилась в сумрак. Здесь было очень удобна… Но чего-то ей недоставало. И она поняла чего. Большого, в полный рост зеркала, в котором она могла бы разглядеть себя целиком. Маленькое поцарапанное зеркальце, висевшее над мойкой, не могло удовлетворить ее любопытство. Она сбросила кроссовки и одежду. Вспоминая восхищенные взгляды аборигенов, она порадовалась, что в свое время прислушалась к совету Амоца – не бояться кричащих красок в одежде, если покупаешь ее там, где ее произвели. Годами она носила только брюки, убеждая себя, что платья ее полнят. Но здесь… здесь она совершенно свободна и может наплевать на то, как выглядит. Мимолетное прикосновение к одежде напомнило ей об утренней прогулке к слону.

Она вытянулась на постели, не снимая лифчик и брюки. Пролежав так несколько минут, расстегнула бюстгальтер, обнажив груди. Затем все же накинула рубашку Ирми – самую легкую из тех, что обнаружила в его шкафу. Амоц слишком поспешно отказался от возможности улететь вместе с ней.

Ладно. На этот раз она обойдется без его помощи. Кто знает, что может произойти с ней за несколько оставшихся до конца недели дней. Стремление к отрешенности, о которой с таким пылом говорил ее зять, разрушало ту простую и естественную связь, которая всегда была между ними. Она с трудом могла поверить, что здесь, в Африке, он обосновался исключительно из-за озабоченности финансовыми проблемами. Безусловно, его намерения были более радикальными. Перелистывая страница за страницей все три тома по антропологии и геологии, которые она обнаружила в его комнате, Даниэла поняла, что они нужны хозяину не просто с целью получения простейшей информации. Они убедительно свидетельствовали о том, что являются частью чего-то большего, особенно для человека, книжные полки которого в Иерусалиме всегда ломились от книг.

Она поднялась, желая убедиться, что дверь, действительно, закрыта. Если бы тогда она отправилась с Амоцем, чтобы принести ужасные новости, она бы тщательнее выбирала слова и не выпалила бы ничего похожего на «дружественный огонь», выражение, в которое Ирми буквально влюбился, превратив его едва ли не в новую религию. К сожалению, она прибыла в дом своей сестры в Иерусалиме слишком поздно…

Дверь закрыта на задвижку. Несмотря на жару, она взяла одно из шерстяных одеял и нырнула под него. Многие годы она была верна привычке предаваться послеполуденному сну, и старалась не изменять ей даже во время путешествий. Амоц понял это уже за первые недели брака. Понял он и другое – послеполуденный сон, даже легкая дремота резко поднимала планку ее сексуальных желаний, чем он никогда не упускал возможности воспользоваться. Может быть, причиной была мистическая сила послеполуденного солнца? Или это чувство сексуально возбуждения восходило к временам, когда она была не до конца еще развившимся подростком, которого, несмотря на это, окружали шеренги восхищенных одноклассников, замиравших вдоль школьного коридора, а затем сопровождавших ее домой, где мать в ожидании дочери готовила ужин и неодобрительно поглядывала вниз, где те же шеренги подпирали обшарпанный фасад дома.

Как бы то ни было, через много лет после смерти матери, когда юношеские поклонники давно нашли счастье с другими женщинами, она все еще сохраняла уверенность, что послеполуденное пламя, которое Амоц никогда не хотел потерять впустую, даже если оно измерялось короткими минутами в полумраке зашторенной спальни, где в супружеской постели ожидала его не остывающая страсть полумертвой от усталости школьной учительницы, в течение долгого дня воевавшей со своим классом.

Воодушевленный тем фактом, что его ночной набросок был не только не высмеян, но и принят со всей серьезностью, Яари, не воспользовавшись собственным лифтом, по ступенькам поспешил вниз, к выходу. Небо очистилось, и зимнее солнце дружелюбно одаряло людей посильным теплом. Улицы были тихи, так что сейчас Культурный центр, похоже, дожевывал детишек вместе с их родителями. Но могло ли быть так, что ханукальное шоу полакомилось также главным инженером и финансовым директором? Как бы то ни было, офис был закрыт. Запах табака, – вот и все, что осталось.