Ян Висе - Святая и грешница

Молодой купец не знает, почему его жена молчит. Он бросается к ней, хочет обнять ее, но теперь уже она отталкивает его.

С заходом солнца она одевается и уходит. В дверях она оборачивается и еще раз смотрит на мужа. Она как бы еще надеется, что все это только недоразумение, что он остановит ее и не отпустит.

Он подходит к ней, обнимает ее. И, сам не желая того, выталкивает ее в кромешную тьму.

И вот она стоит перед старцем, который купил сто встреч с нею. Не так-то легко ему будет с ней управиться. Он подносит ей вино, но она не желает пить. А когда он оказался перед ней нагой, с его дряблым телом, она рассмеялась ему в лицо и плюнула. Ей весело оттого, что он гневается. Он срывает с нее одежды.

С отвращением лежит она и слушает храп спящего мужчины, обнявшего ее тело. Она осторожно высвобождается и встает с постели. Всматривается в лицо спящего. Ни гнева, ни вожделения в этом лице, только зло спит в старческих складках и морщинах.

Тут она обнаруживает, что слуга стоит статуей у изголовья кровати.

В течение двух лет каждую неделю женщина приходит в дом ростовщика. Она не плюется больше, как это было в первый раз. Она пьет вино из бокала, который он ей подает, и по его знаку она раздевается сама. Даже присутствие слуги ее не смущает.

Она отвечает на вопросы, но сама никогда не задает их. Ростовщик пытается умилостивить ее подарками. Дорогое кольцо с бриллиантом или необычное колье. Она берет, но оставляет, уходя.

Дома она ведет себя почти так же, как прежде. Супруг хотел бы в это верить. Они делят ложе. Жена смотрит за домом, кажется, лучше прежнего. Они не говорят о случившемся.

Два года миновало, в сотый раз женщина вернулась от ростовщика. Она приходит домой и протягивает мужу долговое письмо. Он обнимает ее.

Проходит неделя. В последний день недели, когда солнце начало садиться, она снова собирается куда-то. Супруг ничего не понимает, сердится. Ни слова не говоря, она отталкивает его. Пока он пытался сообразить, в чем дело и куда она идет, ее и след простыл.

Слуга открывает ей. Ничуть не удивившись, он проводит ее к ростовщику, который при ее виде испытывает замешательство. Она перед ним. Она говорит. И она улыбается. Она пьет вино и просит подлить еще и еще. Вплотную подходит к нему и стягивает с него одежды. Он изумлен, перед ним совсем другая женщина. Он приказывает слуге удалиться. Она отдается ему добровольно.

Ночью женщина поднялась с постели и посмотрела на спящего. После страстных объятий его пенис тряпкой висел между ног. Она осторожно подняла его одной рукой. В другой руке у нее был нож, и резким взмахом она отрезала мужскую гордость старика. Страшные крики оскопленного старца преследовали ее, когда она бежала из дома.

Ее искали повсюду, многие и многие дни после того, что произошло. Но она словно в воду канула. Один торговец, ежегодно заезжающий в город, спустя несколько лет рассказывал, что в увеселительном заведении дальнего города он видел женщину, которая отдаленно напоминала красивую жену купца. Но никто другой не мог подтвердить слова этого торговца.

В этой истории ни один из мужчин не повел себя достойно. Ростовщик обходился без чести. У него была власть. А женщина не завершила свое дело, известно, что хотя ростовщик потерял свой пенис, но страсти в нем не убавилось. Болтали, что он, как и раньше, любил завлекать к себе молоденьких женщин, особенно замужних.

Кроме того, страсть его к деньгам еще больше усилилась. Он был безмерно счастлив, если ему удавалось заманить в свои сети попавших в беду людей. Он позволял несчастным для начала покочевряжиться, а уж потом делал с ними, что хотел.

Так и шло вплоть до того дня, когда его выбрали предводителем Совета Старейшин, а теперь вся власть в его руках. И правду сказать: город процветает под его началом.

Бедняга купец тоже потерял свою мужскую силу, не столь кровавым путем, но все равно постыдным образом. Будущее его не сулит ему ничего хорошего.

Вчера, когда мы сидели в траттории, мне стало дурно до тошноты от его рассказа о предводителе Старейшин. Сердце сковало холодом, дыхание перехватило. Еле ноги волочил, когда возвращался домой. Казалось, злобные глаза преследовали меня в этих страшных потемках.

Я заснул быстро, голову ломило от выпитого вина. Но отдохнуть мне не удалось. Мне приснилось, что я попал в змеиное царство, где вились-извивались сотни скользких гадов. Я глядел в красные змеиные глаза, потрясенный до глубины души, не в состоянии сдвинуться с места.

Я проснулся от собственного крика, весь потный, дрожа в ознобе. Полежал так немного, трясясь от страха.

Но потом снова погрузился в дремоту. И опять привиделись мне скользкие и извивающиеся змеиные тела. Во сне, однако при полном сознании, я ощущал, как мое собственное тело принимает змеевидную форму. Гладкое и покрытое слизью, оно вытягивалось над клубком других движущихся тел. В состоянии страшного возбуждения я чувствовал, как страх медленно сменился нетерпеливой похотью. Изгибы чрева превратились в отрывистые ритмические толчки в такт с другими телами.

Но вот уж я — не змея и нахожусь не в змеином царстве. Теперь я ростовщик и ко меня пришла женщина. Я раздевал ее в нетерпении. Она не противилась. Руки мои обнимали ее тело, жадные и алчущие, трясущиеся от вожделения. Жаждущие обладать. Вне себя от сладострастия я подмял ее под себя и овладел ею. Грубо, с наслаждением я схватил ее за подбородок и повернул к себе, с диким торжеством посмотрел в ее лицо.

Это была Мария.

Сегодня я не пойду в тратторию. Не покину дома, нет сил смотреть людям в глаза. После собственных чудовищных ночных деяний я обессиленный упал на свое ложе. Проспал весь день, без всяких снов. Нехотя я возвращался к действительности. Не понимал, что произошло, не мог объяснить себе свое сновидение. Но сладострастие, сладострастие все еще сидело во мне. Оказывается, его не так уж трудно сыскать в человеке.

Вот как просто можно разоблачить самого себя. Он знал, что делал, этот рассказчик, когда рассказывал мне о ростовщике и женщине. Он, должно быть, смеется надо мной, над моими натужными речами насчет чистоты. Он видел меня насквозь и хотел показать мне мое истинное лицо.

Это удалось ему.

Я все же отправился в тратторию. Он сидел там на своем обычном месте и дружески приветствовал меня.

Он и виду не показал, что догадывается о моем состоянии.

Он несколько недоуменно выслушал мои несвязные извинения, когда я подошел к его столику. Он махнул мне, чтобы я присел на скамью, заказал вино для меня и вел себя, будто ничего не заметил.