Эра Ершова - Самая простая вещь на свете

— Да ну-у?

— Вот тебе и «да ну-у». Здоровенный такой африканец. Красивый, между прочим. Я бы сама не отказалась…

— Нин, ты что, с ума сошла? Речь же идет о твоем ребенке! — возмутилась Наташка.

— О ребенке, говоришь? — зло усмехнулась Нинель. — Ну, слушай дальше.

«12 мая 1998 года.

Фу, какая гадость этот Габо! Даже вспомнить противно, что он со мной делал. Наверное, для таких вещей я еще просто маленькая. Стыдно.

13 мая 1998 года.

Звонил Габо. Я твердо решила больше с ним не встречаться. Но он мне такого по телефону наговорил! Теперь как на иголках сижу, не дождусь вечера.

15 мая 1998 года.

Мама удавилась на телефоне, а я звонка жду. Вот уже второй час учит какую-то Ирочку, как мужика на себе женить. А та дура слушает. Знала бы она, что мамаша сама только в двадцать семь замуж вышла, да еще за папу.

29 мая 1998 года.

Кажется, я начинаю понимать, почему бабы от Габо с ума сходят. Только вот зря я на колеса согласилась — вполне достаточно было шампанского… Что-то меня тошнит. Потом допишу…»

Наташка резко вильнула вправо и остановилась на обочине. Нинель повернула голову и увидела, что тонкий Наташкин нос покраснел и блестит, как лепесток тюльпана. Глубоко вздохнув, Наташка уронила голову на руль и заплакала.

— Ты чего? — удивилась Нинель.

— Она такая… такая маленькая… — всхлипывала Наташка, — а тебе совершенно, совершенно все равно…

— Да не все равно мне, — вяло возразила Нинель.

— Нет, все равно! — упрямо повторила Наташка. — Если бы моя Верочка такое написала, я бы сразу на месте умерла. А ты сидишь здесь как ни в чем не бывало!

— Твоя Верочка еще ребенок. Вот подрастет, тогда поговорим.

Тут в разговор вмешался Степа. Он зевнул, отчаянно вывернув челюсти, взвизгнул и тут же принялся старательно подскуливать Наташке, видимо стараясь произвести впечатление.

— Ах ты, мой маленький! — умилилась Нинель и смачно поцеловала песика в нос.

Наташка брезгливо поморщилась.

— Пойдем пройдемся, я курить хочу, — сказала она и, продолжая громко всхлипывать, вылезла из машины.

— Понимаешь, Наташ, — говорила Нинка, провожая тревожным взглядом Степу. — Ты всех по себе меряешь. Ну, а если я не испытываю такой страсти к ребенку, как ты к своей Верочке? Конечно, я Ирку тоже люблю, но не могу я ее без конца целовать и тискать, и смотреть на нее как на икону тоже не могу.

— А я что, на Верочку как на икону смотрю?

— Нет. Как на иконостас. Ирка, когда маленькая была, тоже выклянчивала у меня всякие нежности. Видно, ей этого не хватало.

— А ты что?

— А я от нее отбрыкивалась. Ну, что делать, если мне это противно!

— Да, если противно, ничего не поделаешь, — вздохнула Наташка. — Ну, ничего, Ирка перерастет. Она умная, талантливая. И потом, вы столько в нее вложили. Всякие там рисования, музыки…

— Перерастет, наверное, — согласилась Нинель, — если, конечно, выживет. Время сейчас не шуточное — болезни разные, наркотики. Поехали дальше, — устало сказала она. — Мы с тобой эту проблему сейчас не решим. …Степа, Степашенька, иди скорее сюда, — вдруг завопила Нинель и похлопала себя по бедрам. Песик с восторженным визгом выскочил из травы и стал крутиться у Нинкиных ног, радостно постукивая хвостом.

— Мальчик мой, красавец! — обрадовалась Нинель. Она подхватила Степу на руки и, прижимаясь к его мордочке щекой, пошла к машине.

Машина, неуклюже двигаясь по неровной дороге, свернула к дачным участкам.

— Ну, наконец-то доехали, — недовольно проворчала Нинель. — Что за манера — ехать к черту на рога, чтобы день рождения отпраздновать…

Наташка зарулила в распахнутые ворота, «девятка» нырнула носом и остановилась.

— Здесь же природа, — весело вразумила она подругу, — этого в Москве ни за какие деньги не достанешь! Мы здесь себя человеками чувствуем. Вова! — закричала она через забор. — Иди скорее шашлыки вытаскивай!

— Чего так долго-то, — откликнулся Володя. Он бежал к машине, смешно выкидывая ноги: коленями в стороны. — Все уже собрались, только вас ждем. Я уже и баньку растопил, — бормотал он, вынимая из багажника большой эмалированный бак.

Нинель свесила ноги из машины и аккуратно спустила на землю Степу. Песик радостно бросился к Володе и с ходу плюхнулся перед ним на спину, широко раскинув в стороны короткие ножки, как бы демонстрируя тем самым полное и безоговорочное признание Володиного авторитета.

— Ах ты, красавец! Мужик, настоящий мужик! — похвалил песика Володя и потрепал его по мягкому животику. Степа вскочил на ноги и, не обращая внимания на открытую калитку, стал втискиваться в дыру под забором, нетерпеливо скуля и выбрасывая задними лапками комья земли.

— Охотник! — пояснила Нинель, выбравшись из машины, и самозабвенно потянулась. — Красота! — сказала она, оглядываясь по сторонам.

— Еще бы… — смущенно улыбнулся Володя, явно принимая похвалу на свой счет. — У нас здесь райские кущи. Подожди, ты еще баню не видела, — продолжал он. — Баня смолой пахнет, дерево свеженькое. Своими руками построил! — Володя поставил бак с шашлыком на землю и предъявил как доказательство красивые, крупные руки. — А воздух у нас какой! Сделаешь глоток — и здоров! А лес, а речка!.. — продолжал торжествовать Володя, как будто все это тоже было создано его руками. — Наташ, ты Нинке грядки наши покажи. У меня свекровь — юный мичуринец! Ну, ты представляешь, перцы болгарские — во-о! — Он развел ладони и обозначил размер гигантских перцев.

— Зачем показывать? — весело откликнулась Наташка. — Мы сейчас всего этого нарвем и будем салат делать. А ты пока мужиков в баню веди, а то прогорит, нам не останется.

— Да-да, — спохватился Володя и, подхватив бак, затрусил в глубь участка.

Друзей у Володи было немного, всего двое, но зато это были друзья с детства, а значит, настоящие. Их дружба началась в трехлетием возрасте, здесь, на дачах. В те далекие времена участки были голыми и пустынными, дома только строились и из земли торчали тонкие, как прутья, молодые деревца. Но трехлетним владельцам дачной недвижимости эта поросль казалась непролазными джунглями. Они носились с одного участка на другой, восхищенные свободой, друг другом и ощущением надвигающейся жизни. Детство казалось бесконечным. Уже выстроили в округе дома, поднялись деревья, и загустела зелень в садах, а друзья все еще гоняли в футбол и ловили в пруду головастиков. А потом, вдруг, детство кончилось, оборвалось, как показалось Володе, на самом взлете этой прекрасной поры. И оборвал его один из лучших друзей — Толян. Однажды он вторгся в их девственный мир со своей ранней любовью.

Володя и Саня обиделись. Они узрели в поведении Толяна измену и дулись до тех пор, пока и Саня не попал в эту прекрасную западню. Толян долго баламутил дачное общество, сотрясая своей любвеобильной натурой семейные устои и соблазняя непорочных девиц, пока вдруг, неожиданно для всех, не остановил свой выбор на бледной и скучной однокурснице в очках. Саня же оказался однолюбом: он женился на своей первой любви. Так что уже на первом курсе института бобылем оставался только Володя.