Эра Ершова - Самая простая вещь на свете

А еще при помощи Илюши Любасик открыла для себя волшебный мир морфия. Долго, очень долго она не хотела притрагиваться к этому зелью. Срабатывал здоровый инстинкт, страх оторваться от реальной жизни и погрузиться в сладкую агонию — мир взлетов, распада и отчаяния, который открылся ее глазам нескончаемой чередой дергающихся тел, лиц с закатившимися глазами и ломок, сопровождавшихся истерическими припадками и мучительными судорогами. Долго, очень долго Люба обходила все это стороной, по краю, пока однажды, поддавшись на ласковый шепот Ильи, не подставила ему руку. Укол оказался больнее, чем она думала, — игла не сразу попала в тонкую вену. Любасик даже застонала от боли.

— Потерпи, потерпи, маленькая моя, — уговаривал ее Илюша, точно так, как тогда, в первый раз, шептал ей на ухо Алексей, лишая невинности. — Потерпи…

Люба не успела заметить, как боль переросла в ощущение немыслимого счастья. Такой всепоглощающей, отчаянной радости, которую нужно было удержать во что бы то ни стало, любой ценой. Сначала это ощущение росло, перекатывалось огромными сытыми волнами, выплескивалось через край, и это длилось долго, очень долго, целую вечность, а потом оно стало убывать, уменьшаться — стремительно, быстро. Любасик старалась ухватить его, остановить, но оно все ускользало и ускользало из ее рук, а потом исчезло совсем, и перед нею разверзлась черная, страшная пропасть, в которую так и тянуло ринуться вниз головой. Но Илюша, как заботливый санитар, всегда подхватывал ее на краю бездны и опять ласково шептал:

— Потерпи, потерпи…

Деньги за использованные наркотики автоматически высчитывались из зарплаты, и Любасик радовалась, что все заботы Илюша взял на себя. Он регулярно посылал деньги маме и Леночке, даже тогда, когда Любасик сама забывала об этом, доставал ей недорогие наряды, приносил спиртное. Она была довольна, ей было хорошо.

— Ну что, девчонки, замерзли? — Илюша подбежал сзади, весь заснеженный, с покрасневшим от мороза носом. — Выпить хотите?

— Да чего пить-то на холоде, — лениво отозвалась высокая крепкая проститутка по кличке Лошадь. — Давай по домам расходиться, в такой колотун все равно ни у кого не встанет.

— Да, Илюш, — поддержали другие, — два часа стоим, хоть бы одна тачка подъехала.

— Ну чего, по домам? — с сомнением пробормотал Илья. — Совсем без выручки расходимся.

— А если мы еще полчасика постоим, то завтра все сляжем. Что, лучше, что ли? — заметила Шонька.

— Да уж, у нас горячий цех, болеть нельзя, — шутливо пригрозил Илья. — Ладно, бабы, давайте сворачиваться, а то я здесь вместе с вами околею, — Илья зазывно махнул рукой и двинулся в сторону парковки, где их дожидалось старое маршрутное такси, на котором девочек развозили по домам.

Проститутки вспорхнули сразу, шумно и весело, как стайка экзотических птиц, и в тот момент, когда они, уже совсем расслабившись, переходили через узкую боковую дорожку, вдруг откуда ни возьмись их ослепил свет фар. Илюша остановился как вкопанный и сделался похож на пинчера, почуявшего близость кошки.

— Давай назад! — скомандовал он. — Клиент пошел.

— Ну, кого еще принесла нелегкая? — заворчали девицы, нехотя разворачиваясь.

— Господи, на тачку-то посмотри, сейчас развалится!

— Да ему самому впору на панель вставать, — хихикнула Коза.

— Цыц! — прикрикнул Илья. — Клиент есть клиент, живо на работу!

Девочки уже издалека принялись шутливо помахивать полами пальто, выражая пренебрежение к ничтожной жалкой «Оке», в которой сидел молодой, слегка смущенный паренек.

— Ой, какой сладенький, — запели проститутки, подойдя поближе, — маленький какой! А ты в детский садик завтра не опоздаешь?

Парень растерянно хлопал глазами. Было видно, что с ним это в первый раз.

— Каравай, каравай, кого хочешь выбирай, — прокричала Лошадь, и девочки разом распахнули пальто.

От неожиданности клиент отпрянул от окна.

— Ой, смотри, испугался, маленький, — продолжала глумиться Лошадь, искоса поглядывая, не идет ли Илья. За такие шутки можно было здорово схлопотать. — Ну что, кого из нас тебе на сладкое? Смотри, какие мы все спеленькие.

— Да ладно тебе изгаляться-то, — одернула товарку Любасик и посмотрела на парня с ласковым пониманием. — Ты что, не видишь, — зеленый совсем.

Почувствовав поддержку, парнишка сразу приосанился и строго оглядел девиц.

— Вот ты! — он ткнул пальцем в Любу. — Иди сюда.

Люба сделала знак Илье. Тот подбежал к машине, взял деньги и, проходя мимо Любы, ободряюще шепнул:

— Ничего, мать, паренек начинающий, работа не трудная, скоро вернешься, а я тебе ночью гостинцев принесу.

Люба согласно кивнула и села в машину. В салоне было холодно. Люба поплотнее запахнула шубу.

— Отопление не работает, — виновато произнес парень.

— Ничего, — ответила Люба, выпуская изо рта ледяное облачко.

«Ока» надсадно тарахтела, тужилась. Водитель двигался вместе с автомобилем назад, вперед, вбок, как будто это была не машина, а строптивая кобыла, которую ему приходилось объезжать. Ехали долго, по каким-то темным незнакомым улицам. Сначала Люба следила за дорогой, потом совсем сбилась и стала смотреть в затуманившееся лобовое стекло. «Как он едет, — равнодушно думала она, — ведь ничего же не видно». Наконец они остановились в открытом дворе, со всех сторон окруженном стройкой.

— Вылезай, — сказал парень, смущенно пряча глаза.

«Дурачок, стесняется, — подумала Люба даже с какой-то нежностью. — Может быть, в первый раз, совсем еще пацан». Люба с трудом выбралась из тесной машины и направилась в сторону дома.

— Эй, ты, — услышала она за своей спиной, — не туда.

Люба удивленно обернулась — это был единственный жилой дом в ее поле зрения.

— Нам туда, — парень указал на деревянную времянку на краю стройки, в которой горел свет.

— Не, я туда не пойду, — запротестовала Люба. — Ты бы меня еще в нужнике трахнул.

— Ну, пожалуйста, — захныкал парень, — дома родители, а там никого нет.

— О господи, ну что с такой зеленью делать! Ну ладно, пошли, — Люба заковыляла на каблуках по обледеневшим комьям земли, разбросанным вокруг стройки.

Дверь во времянке была не заперта, внутри стояло несколько топчанов, прикрытых грязными рваными одеялами, стол, сколоченный из нетесаных досок с остатками воблы на газетах. Пустые бутылки, грязные стаканы валялись попросту на полу.

— Да ты меня за кого принимаешь? — возмутилась Люба. — Чтоб я в этой помойке… — она брезгливо огляделась по сторонам. — Да сюда нормальный человек даже собаку на случку не приведет. А ну, пошли отсюда! — Любасик решительно обернулась — в помещении никого не было.

Так! Это еще что за фокусы? Она подошла к двери и сердито толкнула ее ногой. Дверь оказалась заперта снаружи.