Эра Ершова - Самая простая вещь на свете

«Вечно она опаздывает», — подумала Марина и, распечатав пачку «Явы», закурила. Рядом сидел солидный мужчина в белом плаще, он обернулся к Марине недовольным, в аккуратных морщинках лицом и сердито ткнул пальцем в серебряную бумажку, которую она бросила на платформу. «Строгий народ», — подумала Марина без раздражения, послушно подняла бумажку и бросила ее в урну. Она начинала нервничать. «Что, если Светка перепутала что-нибудь, — думала она, — дату, вокзал. С нее станется. Терпеть не могу необязательных людей». Время шло, подошел следующий поезд. Платформа быстро наполнилась людьми и так же быстро опустела. Марина сидела на скамейке, скованная страхом. Ей постепенно становилось ясно, в каком идиотском положении она находится. «Надо позвонить, — думала она и тут же понимала, что не знает, как пользоваться автоматом, да и мелочи у нее нет. — Пойти в полицию? А что я им скажу? И на каком языке? Надо бы взять такси — но это, наверное, дорого».

Размышляя таким образом, она напряженно смотрела в ту сторону, где виднелись рекламные транспаранты, магазины, кафе, и вдруг откуда-то вынырнула Светка. Она бежала, метя платформу полами широкого пальто. Марина вскочила и, оттолкнув ногой чемодан, бросилась к ней навстречу. В этот момент она почти любила подругу — как много-много лет назад, в школе.

— Ты где так долго была? Я чуть с ума не сошла от страха! — радостно закричала Марина.

— Ты представляешь, в пробку попала. Здесь же все-таки восемьдесят километров! — Света восторженно тискала подругу. — Усик, это ты?! Ну как, живой? Ты, наверное, устала, голодная, поехали скорее домой! — Света схватила Маринин чемодан, бросила его на тележку и, скомандовав: — Пошли! — буквально побежала к выходу.

Ее машина плыла по асфальту, как корабль по гладкой воде, развивая без малейшего усилия и вибрации огромную скорость. Дорога шла плавными, затяжными подъемами и спусками. День уже кончился, и только тонкая фиолетовая полоса, пролегающая между очертаниями гор и чернотой неба, еще напоминала о нем. Машина шла под гору бесшумно, как будто вовсе оторвалась от земли, а далеко впереди вздымающееся к небу шоссе пылало красными огнями.

— Как красиво, — прошептала Марина, завороженная фантастическим зрелищем.

— Ты находишь? — удивилась Света. Она не любила ночную дорогу: непроглядная темень отзывалась в ней ужасом, который должен испытывать человек, летящий в пропасть. Ей казалось, что она несется наугад, чудом уворачиваясь от мелькающих со всех сторон фар.

— А какая у тебя машина! — восхитилась Марина и погладила желтую кожу сиденья. — Как она называется?

— «БМВ».

— Я еще никогда на такой не ездила.

— Еще поездишь. У тебя вся жизнь впереди! — Света была счастлива. Она улавливала в Маринином тоне те восторженные, с каплей незлобливой зависти нотки, которые еще в детстве раскрашивали самые пустяшные события ее жизни в яркие цвета. Маринино преклонение действовало на Свету, как мощное увеличительное стекло с положительным эффектом.

— Нам еще далеко? — поинтересовалась Марина.

— Нет, мы уже подъезжаем, — ответила Света. Она съехала с шоссе и сразу попала в ярко освещенный квартал.

— Мы где, в городе? — Марина крутила головой, жадно ловя первые впечатления.

— На окраине. Сейчас через этот мостик — и дома.

— А почему вы не живете в центре? Дорого?

— Здесь только нищие в центре живут, а те, кто платить может, стараются поближе к природе. Ты не сравнивай. Это тебе не Москва. Здесь до центра десять минут ехать.

Машина въехала на узкую, экономно освещенную улицу, с обеих сторон которой шли ровные ряды аккуратно подстриженных кустов. Чуть в глубине поднимались черными тенями крыши невысоких частных домов. Улица была тиха и пустынна.

— Вот мы и дома, — Света заехала в тесный гараж.

— Свет, а где люди? Я что-то на улице никого не видела.

— Люди? — Свету этот вопрос неприятно кольнул. Она страдала от этого мертвого, разливающегося по немецким улицам уже ранним вечером покоя. — Люди по домам сидят, — сказала она, вылезая из машины. — Вот мы завтра в город поедем, там поживее, — она открыла ключом тяжелую, покрытую белым лаком дверь. — Добро пожаловать, Усик, — сказала она и втолкнула ногой чемодан.

Марина стояла в дверях, не двигаясь, потрясенная простотой и недоступностью открывшейся перед ней картины. Большая прихожая была наполнена ярким, но очень мягким светом, на мраморном полу жесткий коврик с веселым детским рисунком. Маленький антикварный столик с горкой ключей посередине. А дальше, в дверном проеме, загораживая собой вход в гостиную, стоял высокий, широкоплечий красавец с ребенком на руках. Поражало это сочетание. Красавец и дитя. В Маринином представлении, сильно подпорченном московскими нормами морали, такие мужчины должны сниматься в кино, сидеть в ресторанах и без устали соблазнять женщин, а не нянчиться с детьми.

Мужчина поцеловал Свету и, сказав что-то по-немецки, передал ей ребенка. Девочка радостно сомкнула ручки на шее матери и прижалась к ее лицу пухлой щекой. Света обмерла от счастья.

— Моя красавица, радость моя, смотри, кого я к тебе привезла! Это тетя Марина, она будет твоей няней.

«Она будет твоей няней», — отозвалось эхом в Марининой голове. Она стояла на пороге как громом пораженная этой простой формулировкой ее, Марининого назначения. Отныне она переходит в собственность этого голубоглазого ребенка, становится приложением к чужому счастью. В этот момент ей стало ясно — та размытая граница, которая до сих пор разделяла ее и Светину жизнь на две полярных судьбы, превратилась в жесткую черту, за которую нельзя заходить, а можно лишь заглянуть, как смотрят на музейный экспонат с табличкой «Руками не трогать!».

Трезво оценив свое положение, Марина все же сделала над собой усилие и скупо улыбнулась.

— Ну вот, наконец-то! — обрадовалась Света. — А то стоишь, как истукан. Давай заходи. Я тебя с моим семейством знакомить буду. Это мой муж, Даниель.

Услышав свое имя, мужчина приветливо улыбнулся и, протянув руку, что-то сказал по-немецки.

— Что он говорит? — спросила Марина, краснея от смущения.

— А ты сама догадайся, что в таких случаях говорят, — улыбнулась Света.

— Очень приятно, — пробормотала Марина и вложила вспотевшую ладонь в крепкую руку Даниеля. — Слушай, Свет, а как же я с ним общаться буду? Он по-русски совсем не понимает?

— Понимает, но плохо. Но ты не волнуйся. Тебе с ним все равно разговаривать будет некогда. Он дома мало бывает — работа, командировки. Так что мы с тобой почти все время одни. А это моя Машенька. Ей три годика, и она самая лучшая девочка на свете. Правда, доченька?

Девочка взяла большой палец в рот и посмотрела на Марину строго, с оценкой.