Эра Ершова - В глубине души

Артем слушал, и иногда ему действительно казалось, что существует некая магическая связь между Творцом и тем загадочным миром, который Вера называла вселенной.

И тогда его душу охватывало мучительное томление. Ему хотелось силой прорвать невидимую преграду, которая отделяла его от этого неисчерпаемого источника творчества. Он силился, старательно морща лоб, силился до судорог, до головной боли.

— Отпусти, — шептала Вера, — не мучайся так. Все, что положено, само придет.

Артем отпускал и, обнимая ее упоительное тело, думал: «К черту стихи, к черту прозу! Зачем все это, когда есть Вера?»

Она, как всегда, во всем оказалась права. Он перестал гоняться за словами, успокоился. Но в этом спокойствии не было отречения, а было что-то от глубокомысленного ожидания рыбака, сидящего на берегу полноводной реки.

И вот однажды на него вышла фраза. Она была такой объемной, многообещающей, и ее окончание как будто одновременно являлось началом — началом чего-то нового, неизведанного.

Едва дыша и вздрагивая от нетерпения, Артем положил перед собой стопку листов бумаги и, стараясь держать непрочное равновесие, записал:

«Город, в котором провел свое детство и юность Олег Сомов, был настолько провинциален и тих, что долгое время никакие внешние раздражители не нарушали колыбельного состояния его души».

Это был рассказ о художнике, который погнался за большими деньгами и от этого быть художником перестал.

Закончив читать его первое произведение, Вера посмотрела на Артема совершенно новым, оценивающим, взглядом и произнесла:

— Пошли.

— Куда? — не понял Артем.

— Пошли, увидишь.

Всю дорогу, в автобусе и в метро, Вера крепко держала Артема за руку и напряженно молчала.

Они приехали к высотному дому на Пресне, в лифте, похожем на лаковую шкатулку, поднялись куда-то под небеса.

Все так же, не выпуская руки Артема, Вера прошла по коридору, остановилась перед пухлой, обитой красным дерматином дверью и замерла. Мгновение она стояла, не двигаясь, и вдруг резко обернулась.

Артем испугался. У нее было какое-то совершенно незнакомое лицо. Напряженное, жесткое, с зияющими отверстиями глаз.

— Запомни, — произнесла она, приблизившись к нему как для поцелуя. — Я буду с тобой до тех пор, пока это тебе будет нужно.

Артем запомнил, но не понял, что она хотела этим сказать. Понимание пришло позже, много лет спустя. Вера не хотела отнимать у него свободу.

Дверь открыла девочка, по виду совсем ребенок. На ее младенческом лице застыло выражение испуга. Она как будто хотела позвать на помощь, но боялась.

— Вадим дома? — поинтересовалась Вера и, не дожидаясь приглашения, вошла в квартиру, держа Артема за руку.

— Дома, проходите, пожалуйста.

— Да уже прошли. — Вера на ходу скинула дубленку и сразу направилась в гостиную. Было видно, что она в этом доме прекрасно ориентируется.

— Скажите ему, пусть выходит, — крикнула Вера. — Я его жду.

Девочка покорно шмыгнула мимо Артема и исчезла в кулуарах барского чертога.

Артем остался стоять посреди просторного коридора. Его буквально сморило от подавляющей роскоши обстановки. Все вокруг утопало в коврах и бархате. По стенам разбрасывали искры света хрустальные светильники, и в воздухе витал какой-то странный запах, принадлежность которого не в силах было определить аскетическое обоняние советского человека.

— Артем, ты где застрял? — послышался голос Веры.

Он звучал гулко, как будто издалека. Артем сделал несколько шагов и оказался в большой светлой комнате. Вера полулежала на мягком диване.

— Располагайся, — пригласила она и, протянув руку, взяла с журнального столика тяжелый графин с коньяком.

— Где мы? — не переставал удивляться Артем.

— Мы, — Вера улыбнулась со значением, — мы у директора одного большого издательства. От него очень, очень многое зависит…

Не успела Вера закончить эту фразу, как двустворчатые двери из смежной комнаты распахнулись, и на пороге появился сам хозяин дома. Его плотную фигуру бережно обнимал плюшевый халат. Между двумя рядами белоснежных зубов торчала невероятной толщины сигара.

— А, Верунчик… — промычал он, не вынимая сигары изо рта. — А я-то думаю: кто бы это мог быть? Мне Шиншилла говорит: «Иди, тебя там ждут…»

— Кто говорит? — не поняла Вера.

— Ах, это девчушка, которая вам дверь открыла. Когда я ее подобрал, на ней было пальто с воротником из драной кошки. Вот я ее в шутку и прозвал «Шиншилла». Пальто-то мы давно поменяли, а прозвище осталось.

— Да, Вадик, — усмехнулась Вера, — чем старше ты становишься, тем моложе твои избранницы. Боюсь, что в следующий раз дело дойдет до старшей группы детского сада.

— Может быть, может быть! — Вадим выпустил изо рта толстое кольцо дыма. Было видно, что слова Веры он воспринимает как комплимент. Люди такого склада привыкли к тому, что их за всё хвалят.

— Так что привело тебя, детка, в мою скромную хижину? — Лицо Вадима играло всеми оттенками самодовольства, и от этого его мимика казалась неестественной.

— Меня привело желание познакомить тебя с начинающим автором, — произнесла Вера в таком же полушутливом тоне, и ее правая бровь изогнулась — как всегда, когда Вера настаивала, а не шутила.

— Ах, детка, если бы ты только знала, как мне осточертели все эти авторы. — Вадим бросил косой взгляд на Артема, как бы давая понять, что и он не является исключением. — Они все делятся на две категории: на тех, которые ни черта не могут, но пишут то, что положено, и на тех, которые что-то могут и все время лезут на рожон. Неужели нет золотой середины?!

— Почему же нет? — Вера встала, вышла в коридор и вернулась со своей сумкой.

— О, господи! Я надеюсь, ты не хочешь испортить мне настроение?! — с притворным ужасом воскликнул Вадим, глядя на то, как Вера расправляет на коленях измятые листки. — Боже, зачем же так много?! Это нескромно! Начинающий автор должен излагать свои мысли в сжатой форме, иначе никто не станет читать!

— Станет… — усмехнулась Вера, продолжая сортировать страницы.

— Да! И кто же? — Вадим сверкнул белоснежными зубами и, сделав в воздухе округлый жест рукой, вставил в рот погасшую сигару.

— Кто? — Вера протянула Вадиму стопку исписанных листов. — Ну, конечно же, ты.

— О нет! — В поведении Вадима было что-то жеманное, женственное. Артем с трудом сдерживал гримасу отвращения.

— Верунчик, — произнес Вадим с мольбой в голосе. — Оставь у меня все это художество, а через недельку…

— Никаких неделек, — отрезала Вера. — Мы сейчас пойдем на кухню, а ты спокойно почитаешь.

— Да, но у меня были совсем другие дела… — Вадим с тоской посмотрел на дверь, за которой, по всей видимости, пряталась Шиншилла.