Эра Ершова - В глубине души

«Вот и хорошо, без головы даже лучше», — успел подумать Артем, и его сознание на мгновение погасло, потрясенное страшным взрывом.

Какое-то время он был отключен от всего сущего, но потом сознание стало заполнять голову, и, прежде, чем открыть глаза, он подумал, что было бы неплохо, если бы все это ему только приснилось.

Но перевести случившееся в сновидение не удалось, потому что под закрытыми веками что-то загорелось, и Артем понял, что в кухне включили свет.

— Но кто? — думал Артем, не открывая глаз.

В квартире было только два человека: он и эта тяжелая женщина, неприятное тепло которой он еще ощущал своими коленями.

«Кто это? Кто?» — Артем в ужасе распахнул глаза и увидел Веру.

Она держала руку на выключателе и как-то жутко, по-лисьи скалилась.

— Вера… — умоляюще прошептал Артем и почувствовал, как его душа наполняется безотчетным ледяным отчаянием, и сразу вслед за этим пришло осознание того, что все бесполезно, исправить ничего нельзя.

Вера беззвучно, передвигаясь, как в замедленной пантомиме, собрала разбросанные на полу вещи, подошла к окну и, широко распахнув створки, выбросила все во двор.

После чего гостья Артема сползла с его колен и нелепыми скачками стала пробираться в ванную.

Артем с отвращением успел отметить ее дряблые ноги и перевел удивленный взгляд на тонкую, элегантную фигуру Веры.

— Зачем я это сделал?… — прошептал он и взялся обеими руками за голову.

— Не знаю… — ответила Вера. — Я сейчас уйду, и больше ты меня никогда не увидишь.

— Нет! — воскликнул Артем.

Он в отчаянии вскочил с места, бросился было к Вере, но тут же заметил, что он без штанов, и это обстоятельство делало любое объяснение невозможным.

— Я рада, что все так закончилось, — произнесла Вера, с безжалостной насмешкой глядя на Артема. — Ты превратился в ничтожество, и у меня к тебе больше нет никаких чувств.

Она вышла за дверь, а Артем остался сидеть на кухонном диванчике. Он слушал, как хлопают дверцы шкафов, из которых Вера собирала вещи. Эти звуки походили на выстрелы, и каждый из них попадал Артему прямо в сердце.

На кухню, прижимаясь к стене, вползла какая-то тетка. На ней были надеты джинсы Артема и майка тоже, кажется, из его белья.

Артем не сразу узнал в ней партнершу по давешней страсти и даже слегка испугался.

— Сумку отдай! — просипела тетка.

— Сумку? — Артем в недоумении вытаращил глаза.

— Сумку, сумку! — рявкнула она и, выхватив из-под Артема потрепанный ридикюль, быстро побежала к двери.

Артем был унижен. Ему хотелось исчезнуть из этого мира. Не умереть, нет, для этого он был слишком слаб. Ему хотелось, ну, стать невидимкой, что ли.

Вся эта отвратительная случка не поймешь с кем была ужасна сама по себе, и Артему без того стоило бы больших трудов разобраться со своей совестью, не говоря уже о венерическом диспансере. А здесь еще свидетель. И какой! Да лучше бы его увидела вся страна по телевидению, но только не Вера!

Тем временем Вера собрала большую спортивную сумку, поставила ее у двери и вернулась на кухню.

Артем видел, какого труда ей стоит сдерживать гнев. Ее подбородок дрожал, глаза блестели металлическим звездным блеском. Она подошла к Артему вплотную, как это делала всегда, когда хотела сообщить что-то чрезвычайно важное, и наклонилась к самому его уху.

На мгновение Артему показалось, что она хочет его поцеловать, и надежда блеснула в сознании, как серебряный хвост сорвавшейся с крючка рыбы.

— Я тебя разорю… — прошептала Вера.

И Артем подумал, что в последний раз вдыхает запах любимой женщины. И что вот она сейчас так рядом, а он больше не имеет права ее обнять. И вместо того, чтобы заплакать и попытаться вымолить прощение, он вдруг произнес:

— Ты можешь убить меня, но разорить не можешь, потому что уже много лет живешь за мой счет.

Вера выпрямилась. В ореоле гнева она была прекрасна. Она хотела что-то сказать, но потом передумала. По ее лицу было понятно, что она больше не хочет тратить на Артема слов. Вера махнула рукой, повернулась и пошла к двери, а Артем почему-то рассмеялся ей вслед. Наверное, этим смехом он хотел защитить себя. Так слабый человек защищает ладонью лицо от удара. Но Вере это было уже неинтересно. Она уходила от Артема навсегда.

Веру он больше никогда не видел. Ходили слухи, что она вернулась к Вадиму, когда у него были очень трудные времена. А потом он стал олигархом, и Вера оставила его.

Как-то, давая телеинтервью, Вадим сказал, что готов отдать все до копейки за близость любимой женщины, и добавил:

— Но, видимо, у меня недостаточно денег, чтобы вернуть ее любовь.

Он все еще курил сигары, но его зубы больше не сияли такой здоровой белизной, и вообще время значительно потрепало его.

Артем был единственным человеком, который понимал, о ком идет речь. Он тоже готов был отдать все, но у него больше не было ничего такого, чем бы он мог заинтересовать такую личность, как Вера.

Говорят, время лечит. Но в случае с Верой, чем больше становился временной разрыв, тем безнадежнее представлялась Артему дальнейшая жизнь.

Вера выполнила свое обещание и разорила его полностью, дотла. Она унесла с собой все, оставив только самые ничтожные вещи: тщеславие, деньги и безразличие.

…В большой телевизионной студии было нестерпимо душно и так же нестерпимо светло. Шоу близилось к своей кульминации.

Слева от Зайцева сидела какая-то старуха. Она бессмысленно жевала пустым ртом и затравленно смотрела по сторонам.

Справа, аккуратно сложив костлявые ножки, красовалась известная телевизионная дурочка. Вот уже несколько лет она с удивительным постоянством мелькала на всех телевизионных шоу, где каждый раз произносила одну и ту же фразу — что-то такое про свою неотразимость. Больше она ничего сказать не могла, в силу умственной отсталости, но, видимо, и этого для нынешней публики было довольно.

Ведущая металась в свете прожекторов, как заяц, пойманный лучом автомобильных фар. Она громко кричала, размахивала руками, демонстрировала свой неповторимый стиль.

— Ну, расскажите, расскажите! — умоляла она. — Как вы решились выйти замуж за человека, который на шестьдесят лет старше вас, и поселиться с ним в таежной землянке?

Молодая женщина с лицом дикого животного безмолвно таращилась в пространство. Было видно, что до нее плохо доходит смысл происходящего. На руках у женщины сидел младенец с таким же, как у матери, выражением лица, а рядом, на диванчике, примостился похотливый старикашка, который безо всякого стеснения поведал миру, что пользует эту не совсем нормальную особу с ее четырнадцати лет.

В зале все дружно зааплодировали.

«Странно, — подумал Зайцев. — Вообще-то на этом месте в студию должна войти полиция и увести мерзавца в тюрьму».