Джон Стейнбек - Зима тревоги нашей [litres]

В животе запекло от страха. С первым мужем ей повезло. Он был слаб, и она довольно скоро нащупала его самое слабое место. Он был в нее безнадежно влюблен, поэтому, когда Марджи понадобился развод, он и речи не завел о прекращении выплаты алиментов в случае ее вступления в новый брак.

Второй муж думал, что у нее свой капитал, да так оно и было. После его смерти осталось немного, зато на алименты первого мужа Марджи жилось довольно сносно, на одежду и развлечения вполне хватало. А вдруг ее первый муж умрет?! Страшное дело. Это был ее еженощный – да что там, ежедневный, ежемесячный кошмар: вдруг чек не придет?..

В январе она встретила его на перекрестке Мэдисон-авеню и Пятьдесят седьмой улицы. Он постарел и исхудал. Если эта сволочь умрет, денег больше не будет. Пожалуй, Марджи единственная в целом свете молилась о его здоровье искренне.

Перед ее мысленным взором возникло вытянутое, молчаливое лицо и мертвые глаза, отдавшиеся болью в самом ее нутре. Если сукин сын умрет!..

Склонившаяся к зеркалу Марджи замерла, собрала всю волю и метнула ее, как копье. Подбородок поднялся, складка исчезла, глаза засияли, кожа натянулась и разгладилась, плечи выпрямились. Она встала и закружилась в вальсе по красному ковру с длинным ворсом. На босых ногах сверкнули выкрашенные розовым лаком ноготки. Пора спешить, пора действовать, пока еще не слишком поздно.

Она распахнула шкаф и достала прелестное соблазнительное платье, которое приберегала на праздник Четвертого июля, туфли на шпильках и тончайшие прозрачные чулки. От былой апатии не осталось и следа. Марджи оделась быстро и деловито, как мясник натачивает свой нож, и осмотрела себя в зеркале в полный рост, как мясник пробует лезвие пальцем. Теперь проворно, но без спешки – навстречу мужчине, который не станет ждать; небрежно-неторопливо возникнуть перед ним с грацией умной, уверенной в себе женщины с красивыми ножками и в безукоризненных белых перчатках. Все мужчины оглядывались ей вслед. Присвистнул водитель грузовичка «Братьев Миллеров», с грохотом пронесшегося мимо, двое старшеклассников прищурились, проводили ее немигающими страстными взглядами и судорожно сглотнули слюну.

– Вот это я понимаю! – воскликнул один.

– Да уж! – восхищенно ответил другой.

– Вот бы ее…

– Да уж!

Леди по улицам не гуляет – только не в Нью-Бэйтауне. Она должна идти с целью, идти по делу, каким бы оно ни было незначительным. Выстукивая каблучками по Главной, Марджи кланялась и заговаривала с прохожими, машинально их оценивая.

Мистер Холл: живет в долг, уже довольно давно.

Стоуни: крепкий, мужественный, но кто может прожить на зарплату или пенсию копа? К тому же он ее друг.

Гарольд Бек: есть недвижимость, и немало, однако Гарольд совсем с приветом, и, похоже, он единственный в мире, кто не в курсе.

Макдовелл: «Очень рада вас видеть, сэр! Как поживает Милли?» Исключено – шотландец, глубоко привязанный к жене-инвалиду, из тех, что нас всех переживут. Человек-загадка. Никто не знал, насколько он богат.

Простодушный Дональд Рэндольф: распрекрасный собеседник у стойки бара, истинный джентльмен, чьи манеры уходят корнями в рюмку; в качестве мужа совершенно бесполезен, если вы, конечно, не хотите вести хозяйство прямо в баре.

Гарольд Льюс: говорят, в родстве с владельцем журнала «Тайм», но кто говорит – он сам, что ли? Человек-кремень, известен своей житейской мудростью, которой обязан отсутствием красноречия.

Эд Вантонер: лжец, жулик и вор. Предположительно, богат и жена при смерти. Никому не доверяет, даже своей собаке – держит ее на цепи, чтобы не сбежала, и та вечно воет.

Пол Стрэйт: глава местных республиканцев. Жену зовут Бабочка, и это не прозвище! Бабочка Стрэйт, так и крестили – кроме шуток. Пол пошел бы в гору, будь в штате Нью-Йорк губернатор-республиканец. Владелец городской свалки, за грузовик мусора берет четверть доллара. Говорят, когда крысы становятся чересчур крупными и оголтелыми, Пол продает желающим билеты на отстрел и раздает напрокат фонарики и дробовики. Так похож на нынешнего президента, что многие зовут его Айком. Как-то раз перепивший Дэнни Тейлор назвал его Пол Славный и Всехвальный, и прозвище прилипло. Так его все и называют за глаза.

Марулло: сам не свой в последнее время. Совсем смурной стал. Глаза у Марулло такие, будто ему всадили в живот пулю сорок пятого калибра. Прошел мимо дверей своего магазина, даже не заглянув. Марджи вошла внутрь, покачивая стройными бедрами.

Итан разговаривал с приезжим – моложавый брюнет, брюки в стиле «Лиги плюща», шляпа с узкими полями. Лет сорок, крепкий, настойчивый, отдающий себя работе целиком, чем бы он там ни занимался. Он так напирал на прилавок, будто намеревался залезть Итану в глотку.

– Привет! – сказала Марджи. – Вижу, ты занят. Зайду попозже.

Праздная женщина всегда найдет, чем заняться в банке на вполне законных основаниях. Марджи пересекла проулок и зашла в храм из мрамора и нержавеющей стали.

При виде нее Джои Морфи засиял во все кассовое окно. Что за улыбка, что за характер – отличный друг, а вот в качестве мужа совсем неперспективен. Марджи сразу распознала в нем отъявленного холостяка, который холостяком же и умрет. Двойная могилка Джои явно не светит.

– Найдутся ли у вас свежие, незасаленные деньги? – спросила она.

– Минутку, мэм, сейчас погляжу. Я практически уверен, что где-то были. Сколько вам пожелается?

– Унций шесть, месье. – Она достала из белой лайковой сумочки книжку и выписала чек на двадцать долларов.

Джои рассмеялся. Марджи ему нравилась. Время от времени, не слишком часто, он выводил ее пообедать и спал с ней. Еще ему нравилось с ней поболтать и пошутить.

– Миссис Янг-Хант, вы напомнили мне одного приятеля, который примкнул в Мексике к Панчо Вилье. Знаете такого?

– Ни в коем случае.

– Ну и ладно. Эту историю рассказал мой приятель. Когда Панчо пришел на север, он принялся печатать банкноты в двадцать песо. Наделал столько, что не сосчитать. Да и считали они так себе. Его люди взвешивали банкноты на весах.

– Ах, Джои, вечно вы пускаетесь в воспоминания о своей бурной юности.

– Черта с два, миссис Янг-Хант! Тогда мне было лет пять от роду. Это просто история. Так вот, приходит к нему аппетитная дамочка, хоть индианка, зато фигуристая, и говорит: «Генерал, вы казнили моего мужа и оставили меня вдовой с пятью сиротками. Разве так делаются народные революции?» Панчо прикинул ее активы, вот как я сейчас.

– Ну, Джои, тебе-то их подбивать особо нечем.

– Знаю. Это просто история. Панчо велел своему адъютанту: «Отвесь ей пять кило денег». Вышло изрядно. Они связали всю кипу куском веревки, и женщина удалилась, волоча тюк «капусты». И тут подходит лейтенант, отдает честь и сообщает: «Мой генерал (звуки они коверкают, выходит «ми грал»), мужа ее мы не расстреляли. Он напился, и мы посадили его в каталажку за углом». Панчо глаз не мог отвести от удаляющейся с тюком денег дамочки. И он сказал: «Ну, так иди и казни его! Нельзя огорчать бедную вдову».