Владимир Канивец - Крах диссидентки

— Мы разминулись с нею, — ответил он, стараясь говорить правду, но — не всю. — В записке, которую она оставила, не сказано, куда поехала.

— А ты надолго? — поинтересовалась Елена Львовна.

— Завтра вечером поеду или в понедельник рано утром, — Арсений уже понял, что не усидит тут, — не будет давать покоя то, что пригнало его сюда: где Вита? Все время будет думать, что она уже в Киеве, а он в Яворине. Нет, для него спокойнее ждать ее дома. Жаль, что солнце садится, а он не любит ездить при свете фар, иначе взял бы Алешу да и умчался домой. Придется переночевать и ехать завтра. Выпил пол-литровую кружку молока, взял Алешу на руки и пошел к пруду. Алеша кричал, наклоняясь через отцово плечо:

— Бабуся, я тебе лилий принесу! Белых и желтых!

Шарик, весело помахивая свернутым в калачик хвостом, бежал впереди по узкой тропинке, протоптанной в картофельном поле. На берегу пруда ловко прыгнул в лодку, уселся на скамейке, осторожно поглядывая во все стороны: он не раз плавал с Арсением и Алешей, знал, где надо сидеть, как себя вести. Вечер был тихий и теплый, рыбаки уже снимались с якоря. «Завтра, пока Алеша будет спать, надо карасей наловить», — подумал Арсений.

— Папа, утята! — закричал Алеша. — Вон, возле камыша! Видишь?

— Вижу! — улыбнулся отец. — И сиди спокойно, а то упадешь в воду.

— А я уже падал, — похвалился Алеша. — Меня поймали.

У Арсения похолодело в груди: вот так растет его сын. Это же, должно быть, с мальчишками катался в лодке и упал в воду. Могли бы и не вытащить. А Елена Львовна об этом ничего не сказала. Арсений спросил:

— Перепало тебе от бабуси, что искупался посреди пруда?

Алеша оглянулся: не стоит ли бабушка за спиной, погрозил отцу пальчиком.

— Тс-с… Ребята сказали: расскажешь бабусе, никогда больше не возьмем с собой на пруд. И ты ей не говори. Не скажешь?

Арсений кивнул головой: нет, не скажу. Надо, надо забрать мальчика отсюда. Если Вита не захочет, он сам это сделает. Кстати, Алеша о матери до сих пор не спросил. Бабуся и отец, а матери будто и нет. Когда она приезжает, он не бежит к ней навстречу, а стоит, смущенно опустив глаза и втянув голову в плечи, если она, обняв его, осторожно прижимается к нему своими щеками, чтобы не измазать его личико губной помадой. И постоянно поучает: этого нельзя, так не делай. Елена Львовна не признавала ее муштры. Ребенок не может, говорила она, за день научиться тому, что ему надо вкладывать в голову, в душу неделю или месяц. Но Вита упрямо доказывала: он, мол, уже все понимает, поэтому его всему надо учить. Елена Львовна лишь тяжело вздыхала, глядя на такое воспитание внука. Ну и нетрудно догадаться, что, едва только Вита и Арсений уезжали, Алеша сразу забывал материнские уроки. А бабушка, когда он не слушался ее, пугала:

— Подожди! Вот приедет мать, она научит тебя, как надо себя вести!

Дом Елены Львовны был просторный, так как муж, работая на сахарном заводе главным инженером, имел возможность и участок взять прямо на берегу пруда, и построиться как хотел. Вначале у Арсения и Виты была одна комната. А после смерти тестя Арсению отдали его кабинет. Это было удобно, поскольку он имел возможность не только отдохнуть здесь, но и поработать. Газетная работа, собственно, не знает выходных: если надо сдать статью, приходится писать и тогда, когда другие отдыхают. После рождения Алеши Вита в редакцию не вернулась: со временем издала книжку рассказов. Потом месяцами сидела в Яворине, в своей комнате, и писала роман. Елена Львовна ходила на цыпочках, чтоб не мешать Вите, первую книжку которой все дружно похвалили. Арсений приезжал только на субботний и воскресный дни. И то если не отправлялся в командировку. Такая полухолостяцкая жизнь ему не очень нравилась, но он, будучи и сам творческим человеком, терпеливо относился к этому, понимая, что у матери Вите работается лучше. Да и Алеша там. А где найти для мальчика такое раздолье, как не во дворе, в саду, на огороде, на берегу пруда? С утра до вечера носился малыш с мальчишками. Босой, серый от пыли, чумазый: там арбузом угостили, там вишнями или медом. В Киеве же ему приходилось сидеть в квартире, на балконе. Разве что побежит за матерью, когда она идет в магазин или на рынок. Да и то не всегда: если торопится — а она чаще всего торопилась! — так и не возьмет.

Арсений привык печатать только на своей машинке, потому и возил ее с собой. Прихватил ее и на этот раз, но не стал вынимать из футляра, чувствуя в голове и на душе пустоту, которая возникла после Витиной записки. Решил что-нибудь почитать. На столе лежало несколько книжек, которые он привез сюда. Полистал одну из них, выхватывая глазами отдельные фразы, отложил. Взял другую. Тот же результат. Оказывается, что в той пустоте не только из своего ничего не укладывалось, но и для чужого не находилось места. Арсений погасил лампу, натянул на голову одеяло: так всегда засыпал быстрее. Ночью несколько раз просыпался. И первой мыслью было: «А может, Вита уже приехала?» Скорее бы наступало утро, уехать бы в Киев. На рыбалку не пойдет, пусть позже как-нибудь, в другой раз. А ночь казалась бесконечной: за окном густая темень, хотя небо усеяно яркими звездами. Где-то там уже летают аппараты, созданные людьми. Показалось, будто одна звезда движется. Присмотрелся: нет, мерцает, как далекая свечка на ветру. Но это только отраженный свет, сама она уже где-то в другом месте небесного пространства, ведь ее свет долетел до этого окна через много лет. Где же эта звезда? Боже, какие только мысли не вертятся в голове, когда на душе неспокойно! Арсений сел на кровати, нащупал ногами тапочки и, вытянув руки вперед, чтоб не разбить лоб, побрел к двери. Открыть дверь тихо не смог, звякнул тяжелым засовом, разбудил тещу. Она даже свет зажгла. Во дворе к ногам подкатился щенок, радостно заскулил, ему, наверное, страшно было одному сидеть в будке такой глухой ночью. Арсений взглянул на восток: на горизонте уже пролегла светлая полоска, предвещая утреннюю зарю. «Может, пойти все-таки на рыбалку?» — заколебался Арсений, утро обещало быть тихим, с прозрачным легким туманом над самой водой.

Но сразу же подавил искушение, сейчас перевешивало другое: скорее вернуться в Киев, узнать, приехала ли Вита. Посидев на пороге, выкурил две сигареты и вернулся в комнату. Не в силах дождаться утра, еще несколько раз выходил во двор, выкурил пачку сигарет, пока взошло солнце.

За завтраком деликатная Елена Львовна, поставив возле него стакан крепкого чая, тихо спросила:

— У тебя какие-то неприятности?

— В понедельник надо сдать статью, а не пишется, — ответил Арсений, это было правдой, но не той, которая определяла его настроение. — Думал, тут поработаю, а вижу, лучше вернуться домой.