Уильям Сароян - Что-то смешное : Серьёзная повесть

— Ты был бы опечален, если бы не нравился Флоре? — спросил мужчина. — Или, если бы нравился ей не больше, чем какой-нибудь другой мальчик, с которым ей довелось встретиться? Это сделало бы тебя несчастным?

— Кто этот другой мальчик? — удивленно спросил Рэд.

Мужчина не просто засмеялся, — он взорвался смехом, потому что такой вопрос, в свои сорок четыре года, он мог бы задать себе самому.

— Не знаю, — сказал мужчина. — Любой мальчик, любой другой мальчик. Если бы ты нравился ей не больше, чем любой другой мальчик, с которым она случайно встретилась или познакомилась, это тебя расстроило бы?

— Ну, мне бы это не понравилось, — сказал Рэд. — Ей нравится другой мальчик? Ты знаешь это, папа?

— Нет-нет, — ответил мужчина. — Мне просто интересно, будешь ли ты из-за этого несчастным, вот и все.

— Ну да, буду, — сказал Рэд. — Если она моя любимица, — а это так — я хочу быть ее любимцем. Я не хочу, чтобы она была моей любимицей, а у нее был свой.

— А если бы ты был ее избранником, — сказал мужчина, — но при этом ей нравились бы и другие мальчики?

— Разве она могла бы так поступить?

— Не знаю, но предположим, что это случилось. Предположим, это правда.

— Я бы не хотел такой избранницы.

— Нет, возможно, нет, но предположим, что она все еще была твоей любимицей, хотя ты знал, что ей нравятся другие мальчики. Ты стал бы от этого несчастным?

— Очень несчастным, — сказал Рэд, — потому что я хочу нравиться моей избраннице так же, как она мне.

— Почему ты этого хочешь, Рэд?

— Не знаю, — сказал Рэд. — Просто хочу этого. До того как мы вернемся в Пало-Альто, я скажу ей, что она моя избранница, и спрошу ее, нравлюсь ли ей. Если она ответит «да», то, когда мы еще раз приедем в дом Дейда, я пойду к ней домой один, чтобы увидеть ее, потому что она моя любимица.

— Один?

— Да, — сказал Рэд. Он помолчал и затем добавил: — Она сказала, что ее отец ненавидит ее мать. Она сказала, что ее мать ненавидит ее отца. Почему они ненавидят друг друга? Они отец и мать Флоры. Как они могут ненавидеть друг друга?

— Видишь ли, — сказал мужчина, — она может ошибаться. Может быть, они ссорятся — бывает, что муж и жена ссорятся, отец и мать ссорятся, мужчина и женщина ссорятся, — даже мальчик и девочка ссорятся, — и когда они ссорятся, я думаю, что они ненавидят что-то друг в друге, но это не значит, что они не любят друг друга. Это не значит, что они не любят друг друга больше, чем что-то ненавидят.

— Я не люблю ненавидеть, — сказал Рэд.

— Почему?

— Мне это не нравится. С этим что-то не так. Почему люди ненавидят?

— Не знаю, — сказал мужчина. — Не знаю, почему они ненавидят. Почему, в самом деле?

— Думаю, потому что их пугают, — сказал мальчик. — Я не знаю, чего они боятся, но они чего-то боятся. Я боялся Милтона Швейцера. Не знаю почему.

— Люди действительно нас пугают, — сказал мужчина. — Некоторые люди действительно пугают.

Когда они подъехали и машина остановилась, он взглянул на часы. Было около половины двенадцатого; он отсутствовал два часа. Все выглядело почти так же — кроме того, что Флора была на руках у Мэй Уолз и, по-видимому, спала. Рэд сразу подошел к девочке и посмотрел на нее. Она открыла глаза, приподнялась, села, а затем встала с колен матери.

Ивен Назаренус поприветствовал всех, быстренько освежил напитки всем желающим, плеснул себе и со своим стаканом зашел в дом. Еву он нашел в кровати; она спала. Он сел возле нее на кровать, выпил; ему позарез нужно было выпить.

— Я не хотел, чтобы ты плакала, — сказал он спящей девочке.

Обернувшись, он увидел стоящую в дверях Суон.

— Они уходят, — сказала она.

— Сейчас выйду.

Он вышел и увидел, что Рэд и Флора стоят вместе и о чем-то разговаривают.

— Нет, — сказал он Уоррену Уолзу, Мэй, Коди Боуну, Барту. — Не уезжайте. Еще рано. Пожалуйста, не уезжайте.

— Дети устали, — сказал Уолз. Теперь он был трезв, и его жена, казалось, успокоилась.

— Мы замечательно провели время, — сказала Мэй. — Я очень рада, что вы нас пригласили. Суон и я так мило поговорили. Пожалуйста, приходите к нам домой как-нибудь вечером, до отъезда, только дай Бог, чтобы вы вообще не уезжали. Приезжайте в Кловис и живите на винограднике.

— Правильно, — сказал Коди Боун. — Приезжайте и оставайтесь, и я смогу присматривать за Рэдом. Это не худшее место в мире. Где еще найдешь такие вечера? Посмотрите на звезды. В других местах не увидеть такого рая.

Через пять минут их уже не было. Стало тихо, пустынно и безжизненно.

Рэд сидел на ступеньках крыльца, опираясь подбородком на ладони. Суон складывала на поднос посуду, чтобы унести вовнутрь.

— Они хорошо провели время, — сказала она, ни к кому не обращаясь. — Она очень мила. Умна и воспитана.

— Кто? — спросил Рэд.

— Мэй Уолз, — ответила Суон.

Ивен Назаренус подошел к столу, положил на поднос еще несколько тарелок и понес в дом.

Женщина пошла на кухню и поставила стаканы под кран горячей воды.

— Пока ты там, — сказал мужчина, — я бы хотел поговорить с тобой.

Он тихо говорил из гостиной, прислонившись к пианино, но знал, что она услышит его.

Она вышла из кухни в столовую.

— Вода текла, — сказала она.

— Я сказал, что хотел бы поговорить с тобой, пока ты там.

— Я боюсь говорить с тобой, — сказала она. — Я не знаю, что ты намерен сделать.

— Я тоже боюсь говорить с тобой, — сказал он, — но думаю, что нам лучше говорить так.

— Хорошо.

Она вернулась на кухню.

Он сел за пианино. Через мгновение он коснулся клавиши и услышал высокую ноту. Снова прикоснулся к ней и снова услышал ноту. Он положил голову на руку, закрыл глаза и мгновенно погрузился в дремоту.

Внезапно он проснулся, почувствовав, что она стоит рядом и ждет. Он перешел в зал, чтобы скрыться из виду, и оттуда сказал:

— Если в твоей душе есть милосердие к себе самой, знай, что в моей есть милосердие к нам обоим. Знай это и дай мне помочь моему сыну и моей дочери, дай мне помочь тебе, кем бы ты ни была, моей женой, матерью моих детей, посторонним человеком, кем бы ты ни хотела быть. Знай это и позволь мне не уничтожать нас, кем бы мы ни были. Знай, что в моей душе для каждого из нас, кем бы мы ни были, есть только милосердие и ничего больше. Знай, что я не знал, насколько мы были отдалены, как глубоко неизвестны друг другу.

Он вышел из зала и впервые за день посмотрел на нее.

— Что ты собираешься делать, Суон?

— Не знаю, Ивен.

— Сегодня днем, — сказал он, — услышав эти слова, я набросился на тебя, вот и все, потому что я тебя не знаю. Если я не могу любить кого-то, кого не знаю, то и я не могу ненавидеть. Если тебе есть что сказать, скажи это как посторонний постороннему.

— Не знаю, Ивен, — сказала она. — Иногда я думаю, что мне нужна помощь врача, какой бы грубой она ни была. Но иногда я думаю, что не нужна. Я не знаю.