Уильям Сароян - Что-то смешное : Серьёзная повесть

— Орел, — сказал Ивен.

Тяжелая монета ударилась о мраморный пол, подпрыгнула, закружилась волчком на ребре, постепенно замедляясь, чуть-чуть помедлила и наконец легла. Выпала решка.

— Будь добрым, — сказал Дейд. — Почему бы и нет, парень? Почему нет? Так тебе выпало. Будь добрым. Добрым ко всем. И к себе.

— То есть мягким, — так, Дейд?

— Почему нет? — сказал Дейд. — И мягким тоже. Будь добрым. Это правильно — быть добрым.

— Я сегодня чуть было не убил ее, — сказал Ивен. — Но ворвался Рэд и удержал меня.

— Будь добр к Рэду, — сказал Дейд. — Будь добр к матери Рэда. Мальчик любит свою мать.

— Ради Бога, Дейд, ты не понимаешь, что случилось?

— Я понимаю, — сказал Дейд.

— Нет, не понимаешь, — сказал Ивен. — Мы разговаривали с ней. Я думал: кто нам может помочь? Врач. Чтобы помочь ей. Помочь Рэду и Еве. Помочь мне. Помочь другим, тем, кто еще мог бы у нас появиться. Я спросил ее, любит ли она его. Она сказала, что не знает. Я бы убил ее, если бы Рэд не удержал меня. Я хотел быть добрым. Я хотел простить, хотел быть мягким, Дейд. Я хотел скрыться от этого, поверить, что смогу забыть сам, и что она сможет забыть его, и что Рэд и Ева никогда ничего об этом не узнают. Я спросил ее. Я подумал: может, это случайное помрачение, минутная слабость. Я спросил ее. Я надеялся, что она станет раскаиваться в этой слабости. Дейд, она сказала, что не знает. Оставайся здесь и помоги мне. Остановись в отеле во Фресно. Ты должен помочь мне, Дейд.

— Я прилечу как только смогу, — сказал Дейд. — Постараюсь помочь вам. Может быть, завтра утром. Может быть, завтра вечером.

— Ты уверен, что выигрываешь?

— Уверен.

— Сколько это ты мне дал?

— Не знаю. Посчитай.

— Я сохраню их для тебя.

— Нет, — сказал Дейд. — Мне они не нужны, и я хочу, чтобы они были твоими. Ты в игре так же, как и все остальные. — Он встал. — Я скучаю по мальчику. Выйду-ка я побыть с ним, пока не пришло время идти на посадку. — Ивен молча стоял рядом. — О чем ты говорил с ней? — спросил Дейд. — Поговорим об этом еще немного. Иногда рот открывается сам по себе. Ее ответ, возможно, ничего не значил. Поговорим об этом еще немного. Я могу помочь вам в этом.

Они вышли на лестницу, и Дейд увидел стоящего в стороне Рэда.

— Вот он, — сказал Дейд, — и он не плакал. Ты подумал, что он мог заплакать?

— Да.

— Почему?

— Он как Петрус Назаренус, и я видел, как плачет Петрус.

— Когда? — спросил Дейд. — Когда ты видел, как отец плачет?

— В последний раз, когда тебя не было, — сказал Ивен. — Он плакал не раз. Он считал, что никогда больше тебя не увидит. Рэд подумал, что, быть может, больше меня не увидит.

— Я должен был вернуться, — сказал Дейд. — Я понимал, что он стар, но думал, что он дождется.

Когда они подошли к мальчику, тот не обернулся к ним.

— Рэд! — позвал Ивен.

— Да, папа, — откликнулся мальчик, но и тут не обернулся. Дейд Назаренус посмотрел на брата. Его суровый взгляд был тверже обычного, но полон страдания. — Будь добр, — сказал он на родном языке. — Будь добр к нему, — он протянул руку ко лбу мальчика. Его пальцы коснулись глаз, носа и рта мальчика и ощутили высохшую влагу.

— Все в порядке, — сказал мальчик на их языке, по-прежнему не оборачиваясь. — Что это значит, Дейд? — сказал он по-английски. — Что ты повторил несколько раз?

— Это означает «Это — правильно», — сказал Дейд. — Это является правильным. Повтори.

Мальчик снова произнес слова на их языке, затем по-английски:

— Это правильно? Так это значит?

— Да, — сказал Дейд. — Теперь у тебя есть это. Ты сказал это отлично. Твой отец научит тебя говорить и друге вещи.

Мальчик повернулся к отцу:

— Научишь, папа?

— Да, Рэд, — сказал Ивен. — Да, научу.

— Я хочу говорить так же, как ты и Дейд, — сказал Рэд.

— Твой отец научит тебя, — сказал Дейд.

— Это может занять много времени, — сказал Рэд отцу.

— Я знаю, — ответил Ивен.

— Научишь?

— Да, Рэд.

Они двинулись; мальчик шел между ними. Неожиданно Дейд поднял его на руки, смеясь и обнимая, и наконец Рэд тоже рассмеялся. Дейд произнес эти слова, потом их повторил Рэд, а вслед за ним — и Ивен Назаренус.

— Это — правильно, — сказали все они на своем языке.

На обратном пути в Кловис мальчик сказал:

— Запах камней в доме — от Дейда. Я не был уверен, пока ты и Дейд не вышли ко мне. Внутри я подумал, что он от мраморного пола, а не от Дейда, но когда Дейд вышел на улицу, опять был этот запах. Дейд пахнет как камни. Ева пахнет сеном, медом и разными другими вещами, только я не знаю, какими. Флора Уолз пахнет холодной водой и зелеными листьями.

— Тебе нравится Флора? — спросил Ивен.

— Ну, она мне очень нравится, — сказал Рэд. — Фэй и Фанни мне тоже нравятся, но больше всех Флора.

— Почему?

Ивен хотел знать, почему его сыну нравилась Флора. Почему Ивену нравилась Суон? Почему он поверил, что среди всех женщин мира именно Суон была его женщиной — той, от которой у него будут сыновья и дочери, с которыми он смиренно покорится бессмысленности жизни? Почему ему все еще нравится Суон?

— Мне она нравится, — сказала Рэд, — потому что с ней мне хорошо.

— Почему? — спросил мужчина. — Почему тебе с ней хорошо?

Почему ему хорошо с Суон? Что такого она делала, от чего ему было хорошо с ней, от чего рядом с ней он не переставал радоваться жизни, такой горькой и нелепой? Как она это делала?

— Ну, папа… — начал Рэд, — я ей нравлюсь, и поэтому мне хорошо с ней. То есть мне приятно знать, что я нравлюсь Флоре. Раньше мне не встречались такие девочки, как она.

— Она другая?

— Она не похожа на других девочек, которых я знаю.

— Чем же она от них отличается?

— Ну, она симпатичная, правда?

— Это так.

— А многие девочки нет, — сказал Рэд. — И еще — когда она разговаривает, мне хочется смеяться. У нее смешные губы. И голос смешной. А еще она говорит такие вещи, каких не говорят другие девочки.

— Что же такое она говорит?

— О, она говорит про разные вещи, — сказала Рэд. — Я забыл, но она говорит про них так, как будто она их поняла. Но больше всего она отличается тем, что я ей нравлюсь.

— Ты уверен?

— Ну, я не уверен, — сказал Рэд, — но думаю, что нравлюсь ей.

Верил ли он, что Суон вообще любила его? Разве это не предположение? Не потому ли он чувствовал, что она любит его, что чувствовал, что сам любит ее? Ведь у каждого из них никогда не было уверенности в другом, хотя каждый из них строил догадки, предположения и рассчитывал, что предположения его — не беспочвенны. Он поверил в то, что она любит его, потому что разговаривать друг с другом им было радостно и, приглядываясь друг к другу, они подмечали одинаковость чувств и желаний. Но не могли ли эти одинаковые желания и чувства проснуться в каждом из них по отношению к кому-то другому? Конечно, могли бы. Тогда как же так случилось, что они решили для себя, что любят друг друга? Разве это — не их вера в то, что это продлится бесконечно, что это навсегда, и что из этого явятся сыновья и дочери, как из этого явились Рэд и Ева? Разве это не то, что сделало их любовь — сделало что-то — определенным и значимым?