Уильям Сароян - Что-то смешное : Серьёзная повесть

— Я хочу помочь тебе.

— Не могу себе представить, — сказала она. — Я не знаю. Это не наше. Это не твое и мое. Но так ли это? Действительно ли это не наше?

— Ничто не наше, Суон.

— Я живу незатейливо, — сказала она. — Я живу даже глупо. Я живу своим телом. Я не могу понять. Я не знаю, Ивен. Когда ты уезжал с Рэдом и Ева тоже хотела уехать, я решила, ты ее тоже возьмешь и не вернешься. Я ждала этого и почувствовала облегчение. Я думала, что уеду одна, без никого и без ничего, кроме меня самой, и почувствовала облегчение, Ивен, я была рада. Но ты отказался взять Еву. Она никогда так горько не плакала, и я испугалась. Я боюсь любви. Я больше боюсь любви, чем ненависти. Я больше боюсь милосердия, нежели презрения.

— Что ты собираешься делать, Суон?

— Я женщина. Я не знаю. Я страшусь, что буду либо обманута любовником, либо погублена ненавистником. Я не знаю, чего я хочу, Ивен. А ты?

— Спать, — сказал он.

Он пошел в свою комнату и сел на кровать. Женщина последовала за ним.

— Мне нужно быть или любимой, или ненавистной, — сказала она.

Изумленный, он повернулся к ней.

— Ты, должно быть, свихнулась, — сказал он.

— Ты устал? — спросила она.

— Суон, — сказал он, — я не хочу делать тебе больно. Я не хочу крика. Ты в беде. Все мы в беде.

— От этого ты устал?

— Ты не можешь быть жестокой с Рэдом и Евой, — сказал он. — Ты не можешь заставить меня быть жестоким с ними. Они не должны быть втянуты в это, слышишь?

Она внезапно схватила его, рыдая и стоная.

— Помоги мне, — прошептала она.

— Я помогаю тебе.

Он поднял ее и положил на кровать. Она схватила его за руку.

— Перестань, — сказал он.

Он повернулся, чтобы уйти назад в гостиную, чтобы оказаться подальше от нее.

— Не бросай меня, — сказала она. — Пожалуйста, не оставляй меня. Ни в коем случае не оставляй меня, Ивен.

— Я не оставлю тебя.

— Никогда не оставляй меня. Никогда не оставляй меня одну, ни на минуту. Никогда больше не оставляй меня одну, Ивен.

— Иди спать, ладно?

— Ты не оставишь меня?

— Нет.

Он стоял в гостиной, пытаясь собраться с мыслями.

Пение птиц разбудило маленькую девочку.

Ева Назаренус, пели они. Так называл ее отец. Отец не взял ее с собой, он взял Рэда, и она заплакала. Она была сердита на своего отца. Если он мог взять Рэда, то почему не взял ее? Она хотела поехать, она была уверена, что он возьмет ее, а он не взял. Он уехал с Рэдом, но без нее. Он оставил ее стоять на дороге, одну и в слезах. Она была очень сердита на отца. Это было вовсе не хорошо, то, что он сделал. Она считала, что всегда может положиться на него, что он всегда будет хорошим. Он был единственный, на кого она всегда могла положиться. Ее мать умела быть хорошей, но только тогда, когда ей самой этого хотелось, а не тогда, когда этого хотелось Еве. Иногда матери захочется быть хорошей, а для Евы это все равно не хорошо. Но чуть погодя это становилось хорошо и для Евы. Просто ей нужно было немного времени, чтобы привыкнуть, что ее мать бывает хорошей, когда сама того хочет, не заботясь о том, чего хочет Ева. Ее мать была ужасно хорошая. Но она умела быть плохой тоже. Иногда ее голос делался таким жестоким, что пугал Еву. Иногда ее глаза делались такими сердитыми, что Еве не хотелось смотреть в них. Но в следующую минуту ее мать была снова хорошая. Она была самая хорошая мать на свете, лучше, чем мать Флоры, и это было так чудесно, что из всех матерей на свете Еве Назаренус досталась самая лучшая, и это было такое счастье, что будучи самой лучшей, она была еще вдобавок ее собственной матерью, собственной матерью Евы. Ева чувствовала жалость ко всем тем, у кого не было собственной матери. До чего это, наверно, тоскливо — иметь мать, которая не твоя. У Евы был также собственный отец. Некоторые девочки, имеющие своих собственных матерей, не имеют собственных отцов. У нее были оба. У нее был и свой собственный брат. И теперь здесь, в доме Дейда, в целой спальне — только для нее, у Евы были еще и свои собственные птицы. Каждое утро они пели ее имя, как пропели его только что.

Она послушала птиц, потом спустилась с постели и подошла к окну посмотреть: какая это птичка называет ее имя яснее остальных. За окном, на кусте сирени, она увидела не одну птичку, а пять. Они резвились, радуясь утру, перепархивали с ветки на ветку, гонялись друг за дружкой и распевали, улетали и снова прилетали обратно — словом, подняли невероятную суматоху.

Но скоро они наскучили девочке, и ей стало очень, очень грустно. Почему отец не взял ее с собой? Почему он оказался недобрым к ней именно тогда, когда она нисколечко не сомневалась, что он будет добрым, хорошим, когда ей особенно сильно хотелось, чтоб он был хорошим? Почему он оттолкнул ее, оставил, покинул совсем одну, пристыженную и плачущую?

Она подумала: интересно, проснулся ли Рэд? Было ужасно рано. Она это знала точно. Она всегда просыпалась первая. И все-таки, может быть, Рэд уже проснулся?

Она отправилась в комнату Рэда и увидела, что он лежит с открытыми глазами.

— А ну иди обратно в постель, — сказал он.

— Давай оденемся, выйдем и нарвем инжиров.

— Еще слишком рано. Иди спать.

— Уже светло, — сказала Ева. — Давай постоим около насоса и поговорим.

— Нет, — сказал Рэд. — Дай маме поспать. Дай папе поспать. Мы разбудим их.

— Почему?

— Потому что будем одеваться, разговаривать и ходить по дому и вокруг. Иди обратно в постель.

— Давай выйдем на лужайку и постоим на голове.

— Нет. Еще слишком рано. Пусть они поспят. И ты иди спать. А когда снова проснешься, приходи, и мы вместе оденемся.

— И выйдем поесть инжиров или постоять на голове?

— Поесть инжиров. Еще очень рано, чтобы стоять на голове.

— Да, — сказала Ева. — Еще очень рано.

— Ну, идешь ты обратно или нет?

— Почему папа взял с собой тебя, а меня не взял?

— Ты — девочка, — сказал Рэд.

— Я мальчик, — сказала Ева.

— Ты — девочка, — сказал Рэд.

— Я девочка, — сказала Ева, — но и мальчик тоже. Я лучше, чем мальчик. Я лучше всех.

— Ты не лучше меня, — сказал Рэд.

— Лучше, — сказала Ева.

— Не говори этого, — сказал Рэд.

— Я лучше, — сказала Ева.

— Ну ладно, иди обратно и поспи еще, — сказал Рэд. — Когда проснешься, приходи, и тогда мы оденемся. Но только смотри, шума не поднимай. Дай им поспать.

Она ушла. Рэд вспомнил слова, которым он выучился вчера: это правильно. Он обрадовался, что вспомнил их, что сумел их произнести и что отец собирается научить его всему языку вообще. Потребуется куча времени для того, чтобы усвоить такой язык целиком и уметь говорить на нем так, как говорили Дейд и отец. Он вспомнил отдельные звуки и как их произносили Дейд и Ивен, разговаривая друг с другом. Рэду понравились эти звуки, и он хотел бы знать, что они означают. Он хотел бы, чтоб его отцу было сейчас хорошо. Он хотел бы, чтоб его матери было сейчас хорошо.