Уильям Сароян - Что-то смешное : Серьёзная повесть

Дейд выглядел уставшим. Настолько уставшим, что Рэд даже спросил у отца: «Это — Дейд?» Дейд стоял, прислонившись к стойке, и читал книгу. Когда они подошли, он закрыл книгу и взглянул на мальчика.

— Привет, Рэд, — сказал он. — Ты хорошо выглядишь. Ты хорошо выглядишь, мальчик. — Он обернулся к своему брату: — Знаешь, на кого он похож? На старика. На твоего дедушку, Рэд, Петруса Назаренуса. Ты похож на него. — Дейд снова посмотрел на своего брата. — Я должен улететь обратно через час. Думаю, это лучше, чем ничего.

Дейд снова посмотрел на мальчика и на этот раз улыбнулся. Он говорил на том языке, на котором хотел бы говорить Рэд. Единственное понятное Рэду слово было «эй». Это было первое слово из того, что сказал Дейд. «Эй» и что-то на непонятном языке, слова живые, жесткие и сердитые, но в тоже время забавные.

Дейд посмотрел брату в глаза и очень тихо произнес еще несколько слов на этом языке. Рэд услышал, как его отец ответил на том же языке.

Они подошли к дальней скамье и сели. Дейд сел рядом с Рэдом и обнял его. Отец сел по другую сторону от Рэда.

Братья говорили на языке, который Рэд не понимал. Да ему это и не нужно было. Он понимал их голоса. Он понимал, что Дейд был братом Ивена.

— Говори медленнее, — сказал Дейд. — Говори медленнее ради твоего сына, который — мой собственный отец.

— Говорю медленно, — сказал Ивен. — Что мне делать, брат?

Дейд обратился к Рэду по-английски:

— Ты мой отец, Петрус Назаренус. — Он повернул голову мальчика к себе и поцеловал его в лоб. — Если тебе скучно, если хочешь прогуляться, посмотреть на людей или выйти на улицу и взглянуть на самолеты, мы посидим здесь, а потом ты найдешь нас на этой скамейке.

Рэд обернулся к отцу, и снова в его глазах было смятение.

— Я не хочу, — сказал он.

— Так я и думал, — сказал Дейд, — только не был до конца уверен.

Он снова перешел на родной язык.

— Нам нужна целая жизнь, чтобы понять простейшие вещи, — сказал Дейд. — Нам нужны две жизни, чтоб исправить хоть малую ошибку. Мы живем, совершая ошибки каждый день, и за всю жизнь не исправляем ни одной из них. Что тебе делать, мой брат? Что бы ты ни сделал, ты не сам это сделаешь. Ты сделаешь то, что тебе уготовано. Как ты ни поступи, все будет правильно. Если ты ненавидишь, — это правильно. Убиваешь, — правильно. Брат, если ты любишь, — это правильно. Если любишь ту, которая разрушает тебя, — это правильно. — Его усталые глаза искали ответного взгляда. — Брат, — сказал он, — делай, что должен, делай, что хочешь, — это правильно.

— Если я муж женщины другого мужчины… — начал Ивен.

— Это правильно, — не раздумывая, ответил Дейд. Его голос был бесконечно усталым.

— Если я отец чужого ребенка… — начал Ивен.

— Это правильно, — сказал Дейд.

— Что мне делать? — спросил Ивен.

— Может, выспаться? — сказал Дейд. — Так?

— Выспаться? — переспросил Ивен. — Я не могу спать. Мне больше не спится.

— Я скучаю по своим детям, — сказал Дейд. — Скучать правильно. Я хочу их увидеть. Хотеть видеть их — это правильно. Я не вижу их. Не видеть их правильно.

— Почему, Дейд?

— Это игра, — сказал Дейд. — Играть — это правильно. Игра такова. Играешь, как тебе выпало. Что выпадет мне? Как поступить? Быть гордым и потерять то, что я люблю, или быть мягким, смиренным и покорным, и этим сохранить любимое? И то, и другое правильно. Что же я выбираю? Быть гордым и потерять тех, кого я люблю. И даже если они любят меня и стремятся ко мне, что это будет? Это будет гордость и отстранение от них. И если они погибнут, потому что не будут со мной, что это будет? Будет гордость и осознание их гибели. Так? Так жить? Так, мой брат.

— Ты устал, — сказал Ивен. — Ты очень устал. Не надо бы тебе лететь.

— Это игра, — сказал Дейд. — Оно сидит в тебе, ждет. Оно всегда есть. Мне не нужно никакого возбуждения. Я никогда не нуждался в нем. Возбуждения от денег, от того, что они приходят или уходят, мне никогда не было нужно. Игре сопутствуют волнение, изумление, ожидание награды или унижения. Меня это никогда не волновало, не удивляло, не поощряло и не унижало. Ты понимаешь, мой брат?

— Нет, Дейд.

— Тогда вот что, — сказал Дейд. — Вот. — Он полез в карман, вынул скрутку банкнот и протянул ее брату. Рэд увидел ее. Он знал, что это деньги, но не понимал языка. — Это выигрыш, — сказал Дейд. — Я не спал, потому что пока другие игроки не сдаются, я остаюсь в игре. Это дурацкая игра, с дурацким призом, но это правильно. Что поделать? Возвращайся домой, мой брат.

Он снова повернул голову мальчика к себе и снова прижал свои сухие губы ко лбу Рэда.

— Рэд, — сказал он, — разве не странно и не замечательно, что сын брата — это отец этого самого человека? — Он улыбнулся мальчику, сжав пальцами его подбородок. — Разве это не странно, Рэд? Разве это не странно? Я был плохим сыном. Возможно, именно поэтому я никогда не был отцом. О чем ты думаешь, Рэд? Скажи мне.

— Я хочу говорить на этом языке, — сказал Рэд.

— Да, — сказал Дейд. Он посмотрел через голову мальчика на его отца. Тот не притронулся к деньгам, и Дейд заметил это. Затем сказал по-английски: — Надо его научить.

— Кто будет меня учить? — спросил Рэд.

— Твой отец, — ответил Дейд. Он снова обратился к своему брату: — Научи его мыслить на языке, а не словам, — сказал он по-английски. — Мысль за мыслью. Когда тебе будет девять, — сказал он мальчику, — ты будешь говорить на этом языке так же хорошо, как на английском, даже лучше. Положи в карман, — сказал он своему брату по-английски, а затем на их языке: — Есть еще, бери и поезжай. Если ты хочешь кого то убить, найдешь в моей комнате оружие. Почему бы и нет? Это правильно. Если ты хочешь кого-то простить, понять, любить, ты найдешь оружие в своем сердце.

— Рэд! — сказал Ивен сыну. — Прогуляйся немного снаружи, посмотри на самолеты.

Мальчик взглянул на отца. В его глазах все еще была тревога, но через мгновение она исчезла, и Ивен увидел, что его сын действительно похож на его отца.

Рэд соскользнул со скамейки — его ноги не касались пола, — затем подошел к большой стеклянной двери. Он открыл ее, вышел на лестницу, спустился по ступенькам и скрылся из виду.

— Ради бога, Дейд, — торопливо сказал Ивен по-английски. — Она разбивает мне сердце. Мне жаль ее. Я не знаю, что делать, парень. Клянусь Богом, я боюсь, что убью ее. Может, ты не станешь возвращаться? Останься. Помоги мне. Не возвращайся, Дейд.

— Этим не поможешь, — сказал Дейд. — Если ты должен убить, я сказал тебе, где оружие. В любом случае, ты его легко найдешь. Впрочем, хватило бы и рук. Все сгодится. Мы никогда не безоружны. Никто из нас. И все мы беззащитны. Тут ничем не поможешь. Разве Петрус помог? А мы помогли Петрусу? Никто не поможет. Но и не помешает никто. — Внезапно он вынул из кармана серебряный доллар. — Вот жребий — сказал он. — Бросим монетку? И спроси ее: добрым быть или гордым? Вот к чему все это сводится. Объяви. — Он высоко подбросил монету, и, пока она летела, кружась в воздухе, повторил: — Ну же, объяви.