Валерия Шубина - Мода на короля Умберто

И постепенно в аптеке забыли, какой у Завитухина голос.

Он не только сделался отвратительно невежлив, но еще и перестал выполнять за других работу, тем самым сберегая энергию для вечерних занятий. Антонину удалось умиротворить: Завитухин назначил ей премию — десять копеек за минуту молчания. На оплату уходил месячный заработок. Так как сбережения Завитухина были невелики, за три месяца он вконец разорился, оброс, потемнел и в своей постоянной клетчатой рубахе, крупно прожженной реактивами, стал похож на пропойцу. Но в эти самые паузы выкупленной тишины он создал невообразимый, как выяснилось позднее, бальзам немоты. И кот Васька поплатился за невинного скворца: как истинный ученый, Завитухин испытал неведомое лекарство на животном — добавил его коту в валерьянку. Теперь по ночам Васька отирал квартирный коридор, наглухо приструненный. И сожитель Антонины с отчаянием спрашивал, сидя на табуретке возле двери: «Вась, а Вася, ну, скажи, чего ты сгас?»

У Завитухина перестали дрожать руки. Достоинство, с которым он начал молчать, насторожило его сплоченных сотрудниц. На всякий случай они сочинили письмо в аптечное управление и с тайной радостью встретили через несколько дней старичка из народного контроля. Из доносчиц старичок, к своему удивлению, не вытряс ни слова и первый раз прихлопнул дело с отрадной уверенностью, что мир не так испорчен, если совесть иногда просыпается и в клеветниках. Один Завитухин мог раскрыть старичку маленькую тайну: не подмешай он сотрудницам в чай своего бальзама, их совесть спала бы, как суслик в норе.

Три сознательные гражданки и приведенный в чувство кот бесспорно свидетельствовали, что Завитухин способен облагодетельствовать человечество.

Антонина первая учуяла подвох в состоянии брата: его глаза уже не были затравленными. Она повесила на кухонный шкаф замок, схоронила в комнате даже соковыжималку и потребовала месячную плату за молчание вперед. Завитухин денег не дал, потому что при новых обстоятельствах молчание сестры считал делом своей профессиональной чести. Антонина не подозревала, когда утром чистила зубы мятным порошком, как недооценивала брата. Правда, она ощутила новый кисловатый привкус во рту, заметила и графитовый оттенок порошка, но мысль, что она подверглась принудительной химизации, так и сгорела в ней.

Бальзам сработал.

Завитухин сразу воспользовался долгожданным счастьем. Спокойно изучив литературу, он пришел к выводу, что теория молчания — это простор, непочатый край, это мечта. Итогом долгих раздумий ученого стал фундаментальный труд «Молчание в золоте. Опыт экономического расчета», где автор убедительно показал, что общечеловеческая способность говорить во много раз превышает общечеловеческую — слушать, не считая такой пустяковой мелочи, как способность думать. Кроме того, Завитухин впервые установил обратно пропорциональную зависимость между страстью к словоизвержению и любовью к труду, опубликовал полную таблицу логарифмов безделья с двадцатью знаками после запятой и вывел интеграл молчания, закрепленный позднее в науке под названием «интеграл Завитухина».

В химическом разделе книги излагался способ получения бальзама — такой мудреный, что разобраться в нем не представляется возможным даже с пресловутым пол-литра чистейшего аптечного спирта, тем более что автор не пьет.

Предисловие к этому труду написал главный специалист по экономике и нравственности, с которым Завитухин познакомился в очереди за тихоокеанской сельдью. Специалист же и составил именной указатель, где значились великие молчальники всех времен и народов, начиная от спартанского мальчика, грудь которого раздирал лисенок, и кончая героем войны генералом Карбышевым, а также неизвестными воинами, не оставившими миру даже своего имени.

Книга Завитухина была встречена настороженно. Для принципиальной бескомпромиссной критики у автора не имелось нахрапистых врагов, для правдивой хвалы с оттенком благородной сдержанности не было пробивных друзей, для доброжелательного нейтрального напутствия он был стар, а для эффектного пышного величания — слишком молод. К тому же у него отсутствовала здоровая склонность к скандалу и что-то еще… Тем не менее нашелся чудак профессор, который по неистребимой привычке читать все новое, интеллигентное и странное, бескорыстно заинтересовался выкладками Завитухина, несколько дней и ночей изучал их, а потом написал чистосердечный отзыв: «Ирония в цифрах как средство общественного самосознания».

Вокруг книги тотчас разгорелся спор, в ходе которого один из авторитетов воскликнул: «Нашенскому человеку главное плюнуть!»

Другой ученый авторитет сбил всех с толку категорическим заявлением: «Масло должно быть масляным!» И, доказывая это, проговорил два часа. Из чувства человечности его дослушали, но потом год критиковали за склонность к мистификации.

Нашелся и оскорбленный праведник, кто расценил труд Завитухина как личный выпад и устно заклеймил автора как нечто «чудовищно бесстыдное». В открытом же письме он потребовал объяснения, на каком основании пасквилянт очернил образ добродетельного странника Луки и почему горьковский утешитель назван медоточивым обманщиком.

Завитухин ответил молчанием.

Спор закончился признанием того, что спора не было.

Между тем на каких-то никому не ведомых Порфиритовых островах предприимчивые дельцы наладили производство завитухинского бальзама, и он начал экспортироваться на мировой рынок. Зайдя однажды в аптеку, где когда-то работал, Завитухин увидел очередь доведенных до отчаяния, задерганных мужей, которые надеялись обрести семейный мир в кричащей иностранной упаковке. Ну как тут было не обратиться с критикой Бальзамимпорта в союзнерушимовские инстанции! Через некоторое время т. Завитухину сообщили, что его жалобы на Бальзамимпорт пересланы в… Бальзамимпорт. Наконец, и оттуда пришел ответ на имя т. Повитухина, коего упрекали в консерватизме, советуя прочесть книгу «Молчание в золоте. Опыт экономического расчета» (перевод с порфиритового).

А Завитухин тем временем затеял переписку с академиями наук самых просвещенных стран мира, желая установить единство относительно понятий: «пустословие», «краснобайство» и «дефицит нового мышления». На почте удивились, почему абонентно вялого человека вдруг осадили иностранцы. Особенно изумил почтальонов конверт с маркой государства Порфиритовых островов, который начальница почты вскрыла вовсе не оттого, что совалась в чужие дела, а чтобы перевести бумагу Завитухину. В письме говорилось, что своей деятельностью Завитухин размачивает и подрывает основы академизма. Вскоре президент того же государства прислал ему послание, предлагая провести конгресс у него на островах, в столице Ламазидзудзу, с целью валютной подпитки. Завитухин нашел в географическом справочнике снимок города, окруженного кольцом горного хребта, туманно-синим, как задумчивое молчание. Выбор был сделан.