Константин Коровин - «То было давно… там… в России…»

— Позвольте, позвольте, — горячился Коля.

— Да что «позвольте», — перебивал Вася. — У вас, в университете, и науки такой нет. Вот профессора сюда приезжали на охоту, к нему, — показал Вася на меня. — Так они его модель, Куликову, чуть на части не разодрали.

— Это верно, — процедил медленно мой слуга Ленька, снимая со стола самовар. — Она их «шамотонами» назвала.

— Вот, слышишь? Ленька правду говорит, — радовался Василий Сергеевич.

— Позвольте, ведь они — это историко-филологический, а мы — юридический. У нас вся философия права на морали построена.

— Ну ладно, — сказал доктор Иван Иванович. — Отчего же вы говорите — от вас все бабы разлетелись?

— Вот оттого, что, если им мораль показать, им скучно становится. Они тут же в сторону — какая куда. Бабы у нас такие!

— Это правда, — согласился доктор Иван Иванович. — Действительно, у нас как посмотришь в Москве, так прямо многоженство! И шут его знает — отчего это?!

— Ну что это вы все утро спорите? — сказал все время молчавший охотник Караулов. — Как это вам не надоест? Все о женщинах. Все что-то неприличное. Пойдемте лучше на речку! Наловим к обеду уху. На речке хорошо. И эта ваша разная «мораль» на ум не пойдет.

— Это верно, — согласился Василий Сергеевич.

— И я пойду с вами. Дайте мне удочку, пожалуйста, — сказал Иван Иванович. — Я поймаю рыбу и отвезу Раисе в подарок.

Я выбирал доктору удочку и подумал: «Как странно! Он эту самую Раису, свою жену, ругательски мне недавно ругал».

На речке, когда мы пришли, было тихо. Зеленые кусты ольхи отражались в воде. На бережку сидят приятели и посматривают на поплавки. Доктор Иван Иванович, в стороне сидя, положил удилище рядом с собой на бережок и закурил папироску. Вдруг удилище его с берега поехало в воду. Большая рыба, попав, тянула удилище.

— Смотри-ка, чего ты! Удилище! Рыба тащит, — кричит ему Василий Сергеевич.

Доктор вскочил. Но поздно. Большая рыба тянула удилище, удалялась по заводи реки.

— Ах ты черт! — растерялся доктор. — Ну и рыба попала! А я на Раису закинул.

— Раздевайся, полезай скорей, — кричат ему. — Доставай удилище!

Доктор торопился, раздеваясь, и бросился в воду. Схватив удилище, он плыл с ним к берегу. Все приятели помогали ему вылезти, и большой пойманный линь лежал в подсачке на берегу.

Доктор одевался, с радостью говорил: «Вот Раиса будет рада!»

— Заладил — Раиса, Раиса, — сказал приятель Вася, — а сам говорил — «Раиса дура»?!

— Когда я говорил? Что ты, очумел? — надевая штаны, сердился доктор. — Вот тоже! Я-то муж! Имею право сгоряча и сказать про жену, а тебе-то что? Ты не имеешь права говорить про нее «дура».

— Да ну ее к черту! Смотри, линь-то фунтов на восемь. Вот здоров!

— Не имеешь права мою жену к черту посылать!

— А ты-то? Сам ее при мне к черту посылаешь!

— Мало ли что? Я — муж! А ты не имеешь права.

— Сам ты говорил, что тебя на дуре женили.

— Мало ли что я говорил…

— Линь хорош! Таких и не видал, — восхищался охотник Караулов. — Его надо свежего есть, теперь! А если в Москву везти — сонного привезешь. Уж это не то!

— Да!.. И везти кому? Дуре?! — прибавил Василий Сергеевич.

Доктор, вытирая баки платком, молча смотрел на приятеля своего Васю и на лежащего на траве линя. И, подумав, сказал:

— Верно! Надо его теперь жарить. Да и озяб я — вода холодна!

К обеду была уха. Жареного линя уложили в корзинку, постановив, что есть его без супруги доктора Раисы Михайловны — неморально.

И Иван Иванович повез его в Москву, сказав: «Повезу жене эту трофею!»

Август. Я и друзья мои, охотники, устали на охоте. Ходили-ходили по мелколесью, исходили и большой казенный лес, Красный Яр, но вот — ничего.

И собаки, высунув языки, идут сзади нас.

— Тетерева-то скучились, — говорит деревенский охотник, приятель мой Герасим Дементьевич. — Подросли и скучились. Дело-то к осени. Где они? Велик лес. Надо на стару сторожку идти. Там, может, найдем глухарей. В бору что делать? Надо выходить.

И Герасим пошел вперед.

Мы, усталые, поплелись за ним.

Жаркий день. Солнце пятнами сквозь высокие сосны ложится на седой мох и ровный игольник. Душно в лесу. Пахнет сосной и смольем.

Вскоре поредел лес, и показалась блистающая зеленью поляна. На ней большие стога сена. Мы радостно расположились в тени одного из них. Сняв ягдташи, Караулов вынул из них закуски: хлеб, вино, колбасу, печеные яйца.

— А где же пирожки с визигой? — спросил я.

— У Николая Васильевича, должно быть, — сказал Караулов, — в корзинке.

Коля задумчиво лежал у стога, смотрел, мигая сквозь пенсне, в небеса и молчал.

Около стояла корзинка, которую он взял, чтобы собирать грибы. Он ходил с нами на охоту без ружья. «За компанию».

— Что ж ты молчишь? — спросил Василий Сергеевич. — Давай пироги-то.

— Какие пироги? — медленно приподнимаясь, сказал Коля. — Я, брат, не знаю, что в корзинке.

— Неужто съел все? — изумился Василий Сергеевич.

— Ну уж и все, — меланхолично ответил Коля. — Каждому осталось по пирогу.

— Костер бы подбодрить в стороне, — предложил Павел Тучков. — Чай заварить. Пить хочется. Жара…

На скатерти разложили закуски. В стороне горел костер, трещала можжуха. Мы долго ждали, лежа у стога, возвращения Герасима, который пошел искать воду. Вернувшись с большим медным чайником, он повесил его над костром.

— Где ты воду-то достал? — спрашиваем мы.

— Да-алеча. Вот за лугом — овражек. Там, у ольшины, бочажок. И вода хороша.

Несказанная отрада — чай среди луга, у стога сена… Никогда он не казался таким вкусным. И эти пирожки с визигой.

— А что такое визига? — спросил вдруг Коля.

— Вот, визиги не знает, — засмеялся Василий Сергеевич.

— Забавно — но я тоже не знаю, что такое визига, — сказал Павел Александрович. — Из чего она делается?

— Вот тоже, — сказал приятель Вася, — из чего делается? Из рыбьего клея…

— То есть, позвольте, как это — из клея? — усомнился Коля.

— Вот ведь, не знают, из чего визига делается, а сами в «Праге», в «Метрополе» жрут визигу. Хороши голубчики.

Я помалкивал, про себя думал: «А в самом деле — что такое визига?» И вслух спросил:

— Герасим, ты знаешь, что такое визига?

— Нет, — ответил Герасим. — А чево это?

— Да вот, пироги-то ты ешь — с визигой.

— Хороши пироги. Я впервые эдакие-то ем.

— Да ты видал визигу-то? — спросил Караулов Василия Сергеевича.

— Еще бы. Она такая — винтом идет. Как веревка. Ее на аршины покупают.

— Что за черт! — воскликнул Павел Александрович. — Странно. Я никогда не видал.

— И я никогда не видал, — удивлялся Павел.

— И я не слыхивал, — сказал Герасим.

— Из рыбьего клея, говоришь, делают? Чудно! — озадаченно бормотал Караулов.