Константин Коровин - «То было давно… там… в России…»

— Но согласитесь… — говорил он, — я ведь, подумайте, придворный чин и даю вам честное слово — я в первый раз слышу такую историю, чтобы так определяли отдаленный ход исторических событий… Неужели правда существует в народном поверье такой вздор? Это же умаляет достоинство державы…

— Ничего не умаляет, — вступился другой мой приятель, Павел Александрович, — хотя, конечно, это сказочная, так сказать мифическая, эра. Но мне кажется, что тут есть и правда. Я сам, судьей, такого мошенника видел. Он так ловок, что, представьте, все по закону мошенничал. Я ищу статью, чтоб его обвинить, — не могу найти. А он мне сам, смеясь, показывает. «Только вы по ней меня обвинять не можете, — говорит, — подходящая, да не совсем». Он и не боится…

— Но какой вздор я слышу! — не унимался гофмейстер.

— А вот со мной, — сказал Коля, закусывая пирожком, — был случай. Я переходил в лицее со второго на третий курс. Экзамены держали при университете. Так как я пропустил много зачетов, меня директор лицея, по постановлению совета, лишил права держать экзамены. А я взял и пошел со всеми лицеистами и выдержал блестяще все экзамены. Директор не знал, что делать, вызвал отца. «Но вы же ошиблись, не допустив его, — доказательство налицо», — сказал отец. Директор сказал: «Ну что ж, победителей не судят. А вот если бы он провалился, то ему бы крепко попало».

— Вот царь Горох прав, — сказал Василий Сергеевич. — Вот кому тут морду бить? А царь-то Горох знал кому.

— Конечно, это все давно было, — сказал Герасим, — не было машины, все далеко, ну и жили проще. Я сам помню, лет до двадцати, как в набор пошел солдатскую повинность отбывать, так не слыхано было у нас в округе, чтоб воровство было. Управляли по царю Гороху. Ежели где кто что свистнул — морду набьют беспременно. Законов не знали, в суд не ходили. Боялись. Да и неколи. Поучат — и все тут.

— Вот видите ли, — заявил Сучков, — вот вам и голос народа, а в городе не так думают. И конечно, вашему превосходительству, — обратился он к гофмейстеру, — в министерстве Двора не приходилось сталкиваться с вопросом о царе Горохе.

— Непонятно! — фыркнул гофмейстер. — Ну как же вам не стыдно думать, что это история. Это же чистый вздор!

— Как сказать… — не соглашались приятели-охотники.

— Ну, знаете ли… — развел руками гофмейстер, — никто из вас не смеет сомневаться в том, что я монархист. Но таких, как вы, монархистов я… простите… встречаю впервые!..

Поздно мы возвращались с охоты из берендеевских лесов. Стоял октябрь, и рано засумерело. Был тихий осенний вечер.

Мелколесье, вырубка, кое-где сложены дрова, подпертые шестами, чтоб не развалились.

Идем без дороги. Высокая желтая трава и кусты.

Охотник Герасим посматривает кругом, озабоченно говорит:

— Идем, а место незнамо. Поглядите-ка на машинку, чего она покажет.

Павел Александрович вынимает карту, кладет на нее компас и погружается в задумчивость.

Шли на север, значит, надо брать на юг.

— Ну, когда уж компас смотрите, — значит, дело дрянь. Никогда по компасу никуда не придешь… — сказал Караулов.

— Мы идем на север, — сказал Павел Александрович, — а нужно на юг. Значит, поворачивай назад. Черт бы подрал — заблудились.

— Я так и знал. Благодарю вас — идти назад. Что же, Герасим, делать? Идти назад мало удовольствия — столько прошли! Может быть, какая-нибудь деревня покажется.

— Кто знает, — сказал Герасим, — в этом краю я не бывал. От Святого Ключа-то надо было влево брать. Это глухари нас завели, гонялись за ими — вот и спутались. Похоже, что заплутали. Ночь будет темна, не дойти. Надо к большаку брать, может, на сторожку набредем.

Павел Александрович, сидя на корточках, продолжал смотреть на карту и компас.

— Брось ты этот компас, — сказал Василий Сергеевич. — Вы в нем ни черта не понимаете.

— Довольно глупостей, — сказал Сучков, — надо идти назад.

— Чего «назад»? — спросил Герасим. — Видать, что заплутали. У большака теплее ночью-то.

Впереди стоял ровной стеной сосновый лес. По краю шла канава, и у межевой ямы стоял столб, на котором на белом фоне был напечатан жирно-черный орел.

— Казенник, — сказал Караулов.

— Надо полагать, сторожка лесника есть.

— Поди-ка найди, — сомневался Герасим. — Это берендеевы леса! Постой, дровец соберу, хворосту, костер зажжем ночью. Погреемся, с ним веселей. Чайку попьем, надо до темени воды принести.

— Ну, я на это не согласен, — сказал Василий Сергеевич, — мне эти штучки надоели, я не желаю. Ночевать в лесу — благодарю вас. У меня папирос нет. Нет уж, как хотите, пойдем краем леса, может, жилье найдем.

Глухой сосновый темный бор перемешивался с большими елями. Мрачен и глух был лес в осеннем сумраке.

Мы долго шли. За поворотом в гору шла мрачная порубь, на седой горе печально торчали срубленные пни, слева стоял сарай с гнилой крышей. Ни дороги, ни тропки не было.

— Сарай, — сказал Герасим, — все-таки жилище.

Стены сарая были заплетены плетнем, около росла крапива и лопух. Рыжая солома сгнила на крыше. Внутри сарая, сбоку, лежало старое сено.

— Куда идти? — сказал Герасим. — Чего лучше здесь! Дождик пойдет — спрятаться можно.

Кругом было мрачно. Сбоку шел бесконечный лес, заворачивая за пригорок. Брошенные старые лапти валялись у сарая. Лапти и разбитая крынка дополняли печаль вечера.

Надо было оставаться. Василий Сергеевич приуныл. Сучков посмотрел на часы — шесть часов. Кругом уже потемнела окрестность, и в лесу тоскливо и жутко захохотал филин.

— Вот, — сказал Василий Сергеевич, — начинается… филин орет.

Поодаль от сарая зажгли костер, присели около. Герасим ушел искать воду.

— Терпеть не могу этих штук. Того и жди — какая-нибудь чертовщина выйдет… Герасим долго не возвращался, и в тишине ночи вдали раздался выстрел.

— Это Герасим, — сказал я, — надо выстрелить, может, заплутал.

И я выстрелил из ружья. Послышались шаги Герасима — он бежал.

— Нет воды, — сказал Герасим. — Вон там, с краю, какие-то трое молодцов увидали меня, остановились. Один свистнул, и они побежали в лес. Думаю: «Постой!», я выстрелил, да и сюда, к вам.

— Чего ж ты струсил? — спросил Караулов.

— Чего? В такую пору!.. У них, видать, топоры. Кто его знает, может, это Гришка.

— Какой Гришка? — спросил Василий Сергеевич.

— Гришка острожный, он тут по лесу шляется. Пымать не могут.

— Вот, благодарю вас… — сказал Василий Сергеевич. — Вот поспите теперь.

Стемнело. Костер смутно освещал сарай.

— Надо потушить костер, — сказал Василий Сергеевич, — а то ему нас видно, а нам его нет. Он перестреляет нас, как куропаток.

И Василий Сергеевич шестом стал разбрасывать костер и тушить сапогами головешки.