Константин Коровин - «То было давно… там… в России…»

Было тихо.

Над чередой и осокой летали зеленые стрекозы. Павел Александрович остановился и смотрел, подняв брови, пристально на меня.

— Что ты смотришь? — спросил я.

— Глупо, до чего глупо, — ответил Павел.

— Что глупо?

— Собаки-то нет. Что ты без собаки сделаешь?

— Да просто пройдемся по речке, — ответил я. — Послушай, Павел, скажи, почему эти молодые люди, у которых мы были, так скучно живут? И почему им не нравится этот рай, в котором они живут?

— Ты не понимаешь? Мало ли чего ты не понимаешь. Ты ничего не понимаешь. А они понимают.

— Да… Действительно смешно. Трудно понять.

— Вот что, — сказал Павел. — Поедем-ка мы на станцию и в Москву. Тут делать нечего. У тебя в деревне лучше. Какая-то ерунда есть. Веселье. В чем дело — не пойму. Народ, что ли, такой подбираешь… Глупо, а весело… Я каждый раз закаиваюсь ездить к тебе. А потом опять к тебе в Охотино тянет. Возьми хоть историю с бобрами, потом этот вепрь! Ведь два дня ездили на это озеро. «Вепрь». А там и вепря-то никакого не было. Вот ведь что…

Прошло много времени…

Как-то по приезде Павла Александровича ко мне в деревню, где приятель мой, деревенский охотник Герасим Дементьевич, сказал, что неподалеку от меня, в лесу, прошел медведь «более восемнадцати пудов», я почему-то вспомнил нашу поездку с Павлом Александровичем в Михайловское, к его приятелю, и спросил:

— Что же твой приятель, вернулся из-за границы?

— Нет, — ответил Павел Александрович. — Имение он продал. Слышал я, что система оказалась неверна, вроде здешнего медведя.

В это время, подавая на стол жареных тетеревов, тетенька Афросинья, смеясь, сказала:

— Чего выдумают, «ведмедь здесь прошел»… А ведь это чего? Горохов пьяный в лесу заблудился, ночью орал… От лесника шел пьяней вина… А все говорят — ведмедь…

В конце мая поехал я из Петербурга через Рыбинск к себе в деревню.

В Петербурге задержался и узнал, что приятели мои, гостившие в деревне, меня дожидаются.

Чуть свет я вылез из вагона на станцию. Сосед Феоктист выехал за мной на станцию.

Как хорошо и радостно было ехать проселком, весенними нивами. К восходу солнца птицы заливались пением. Феоктист обернулся ко мне и так серьезно сказал:

— Ждут вас, говорили, что долго не едет. Только чудно, со скуки, что ль, только выдумали ваши гости все утро без порток ходить.

— Как — без порток? — удивился я.

— Да так. У нас в деревне все диву даются: «Чего, — говорят, — это с ними сталось. Господа были веселые, а вот…»

«Что такое?», — думаю.

— Феоктист, — говорю, — отчего бы это?

— Да кто их знает. Смотреть зазорно. Сам доктор Иван Иванович, тоже без порток, водит их по траве. Потом парное молоко пьют и спать ложатся.

— Отчего бы это? — говорю.

— Кто знает, только срамота глядеть. Как вот скоро приедем — сами увидите. Утро раннее. Они теперь на самом ходу.

«Что такое?», — думаю.

Проехали деревню; подъезжая к воротам усадьбы, вижу, действительно, по лугу перед домом к большим березам ходят приятели. Смотрю — верно, без штанов. Доктор Иван Иванович впереди, а дед в полушубке, ноги голые, без штанов. За ним ходят другие в куртках, а ноги голые.

Проезжаю мимо к подъезду дома. На меня не обращают никакого внимания.

— Что с вами случилось? — кричу я приятелям.

Молчат — не отвечают. Вошел на крыльцо и прошел на кухню.

Тетенька Афросинья готовила самовар.

— С приездом вас, — говорит тетенька Афросинья. — Господи, помилуй, поглядите-ка, что делается без вас.

— А Ленька где? — спросил я.

— Да тоже с ними без порток бегает.

— И давно это?

— Да вот как приехал Иван Иванович. Так их и уводит кажинное утро. Без штанов чтоб гуляли, для здоровья, значит. Так Павел Александрыч уехали, простудившись, в Москву и с Иван Иванычем шибко поругались.

В моей деревенской мастерской увидел я приятеля Колю. Лежит на тахте. Увидав меня, говорит:

— Как рад, что ты приехал, а то Иван Иваныч здесь лечит всех по способу доктора фон Кнейпа [152] …лечить по способу доктора фон Кнейпа — метод лечения холодной водой изложен в книге немецкого епископа-целителя Себастьяна Кнейпа «Мое водолечение». . Я, брат, в крапиву попал. Ужас что такое. Света невзвидел. Картофельной мукой посыпали. Целый день как в огне, понимаешь ли, горел. Пенсне-то не надел и попал в крапиву. А им смешно.

В комнату вошли Иван Иваныч и приятели и быстро принялись мохнатыми полотенцами вытирать голые ноги.

— Это вам необходимо, — сказал, посмотрев на меня, доктор, — для кровообращения.

— Хорошу штучку придумал Ванька, — сказал Василий Сергеевич. — Прежде у меня ноги ныли от ревматизма, а теперь, знаете, как рукой сняло. Это английский пастор выдумал.

— Вот и врешь, — перебил его Иван Иваныч. — Это доктор Кнейп. Вот брошюра висит на стене.

Действительно, на стене висела брошюра.

— По утренней росе надо ходить босиком.

— Так босиком, — говорю я, — отчего же вы без штанов все!

— Без штанов! Ведь трава высокая, хлещет, придешь в мокрых штанах. Без штанов удобней.

— Что ж, у нас дорога-то за частоколом идет, народ ездит — увидят, говорить что будут?

— А черт с ними, — сказал Юрий Сергеевич, — пусть говорят. Знаешь, хорошо, что ноги после как иголочками колет — так приятно. Истома какая-то в ногах. Это аппетит подымает.

— Что же, — говорю я, — вы так и будете без штанов ходить?

— Нет, оденемся, — говорит Караулов, — вот чаю только выпить.

— Ленька! — кричу я.

Ленька входит, тоже без штанов.

— Да что ты, сейчас надень штаны!

— Лечение, — говорю, — может быть, и хорошее, но чудновато, да вообще, Иван Иваныч, скажите, от чего вы, собственно, лечитесь-то все?

— От неправильной сиркуляции. Вот, прочтите брошюру.

Ленька, уже в штанах, подавал самовар.

Коля Курин встал с тахты, оделся, сказал:

— Все-таки, Иван Иванович, у меня ноги-то горят.

— Вот Кольку, — смеялся Василий Сергеевич, — угораздило в крапиву попасть. Весь день выл.

— Там, где лечит профессор Кнейп, крапивы-то, поди, нету. Потом, в брошюре-то написано — в жаркое время, в июле месяце, а теперь май.

— Надо водки с перцем выпить и закусить, — сказал Юрий.

— Этого в брошюре нет, — медленно процедил приятель Коля.

— А тебе какое дело, — огрызнулся на него Юрий, — тоже в леченье лезет. Спроси Ивана Иваныча.

— Обязательно, — сказал важно Иван Иваныч.

— Павел-то Александрович уехал, — говорю я.

— Так ведь он барин, — сказал доктор. — «Не хочу, — говорит, — без штанов ходить». Это пошлости.

— Уехал, — сказал Караулов. — На тягу ходил, а вальдшнепы-то в мае высоко летят. Он и пуделял. А потом, Иван Иваныч рано будил на лечение. Поругались.

— Бр-р-р… — рявкнул Иван Иваныч, выпивая рюмку перцовки. — Сегодня холодно было.