Константин Коровин - «То было давно… там… в России…»

— Ну, и не ожидал. Неужто это Герасим разделывает? Хитрый мужик!

— А вы что думаете — он понимает!.. Вот Пал Лександрыч и Караулов — это охотники настоящие. Настреляют. А Василий Сергеич пустой придет.

К обеду вернулись охотники. Усталые. Снимали сапоги.

Павел Александрович и Караулов вынимали из ягдташей на кухне молодых тетеревей. Василий Сергеевич застрелил утку. Гофмейстер был доволен.

— Представь, — сказал он мне. — На шум стрелял. Вылетело за деревьями, я «раз!». Черныш. Пять молодых взял.

— Что же ты, Вася, одну только утку убил? — спросил я.

— Знаете, я ушел из лесу на реку, собаки не было. Кругом стрел идет. В лесу не видно. Благодарю вас, еще подстрелят. Караулов так и лупит. Тетеревенок прямо около пролетел. Чуть я его не схватил. А он стреляет. Ведь этак заденет меня. Генерал тоже выстрелит, я присяду. Думаю, черт с ними, и ушел на реку. Утка! Кряковая утка. Я ее на двести шагов ахнул, влет. Она в воду брякнулась. Так я раздевался, доставал, собаки-то нет! А в реке, знаете, когда я одевался, рыбина проплыла, вот, — показал Вася, растопырив руки.

— Какая же это рыба? — спросил я.

— Вот в том-то и дело — неизвестно. Пойду туда ловить. Знаете, какую я штуку придумал? Возьму я у вас художественный ваш зонтик, — вам все равно? — сверху выкрашу его зеленой краской и буду с зонтиком к уткам подходить по берегу. Дырочку проверчу — смотреть. Вот вы тогда увидите, что будет!..

Дичь приказали отнести в погреб. Охотники были довольны.

Обед проходил весело, на террасе. Подали малиновый пирог.

— Это не раз со мной так бывало, — выпивая рюмку, похвалялся гофмейстер, — стрелять на шум. «Фр-р-р!..» Вылетает, что — неизвестно. За деревьями не видно. Я с дуплетом на шум «раз, раз», и вот сегодня — черныш. А ты помнишь, Герасим, глухарь?

— Ошибаться изволите, ваше высокопревосходительство. Глухаря с сосны взять изволили. Я вас подвел тогда, а он сидит. Сосна-то небольшая.

— Да, да, верно, помню.

— Можно на шум-то, — сказал Караулов, — только редко удается. Вперед надо брать.

— А лес когда шумит? Что же, куда стрелять тогда? — спросил Вася.

— Какой вздор, — фыркнул гофмейстер.

— Не говорите, ваше высокопревосходительство, — ответил Герасим, — я под Ивановом стоял на осеннем перелете. Темно стало, ненастье. Домой двинулся. А из-за лесу как зашумит над деревьями. Я «р-раз!..» Гляжу, прямо передо мной упало. Чего? Гусь, да ведь какой здоровый! Верно говорю.

— А я знал охотника, — сказал я, — тот тоже домой по лесу шел, так на шум медведя ахнул — двадцать восемь пудов, да бекасинником.

— Довольно, начинается, — сказал Павел Александрович. — Благодарю. Я иду спать, пора… До свидания…

Далеко тянулись леса и синели, пропадая вдали. В пересохшем ручье, который мы переходили, лежали разноцветные камушки.

— Ну-ка, Ленька, — сказал я своему слуге, — надо набрать камушек.

Круглые голыши — серые, розоватые, белые — я набрал в руку. Они были теплые от солнца.

— Я и себе наберу, — сказал Василий Сергеевич.

— Что же вы, глядите-ка, какой чертов палец, — поднимая длинный камень, закричал охотник Караулов.

— Ну-ка, покажите, какой чертов палец? Ведь вот действительно на палец похож. Значит, черти-то окаменелые были прежде.

Приятели мои рассматривали чертов палец.

— А вот ученые ничего не знают. Говорят, чертей не было.

— Чего не было, — сказал деревенский охотник Герасим Дементьевич, — и посейчас есть.

— Вздор, — поморщился Павел Александрович.

Отходя от ручья, мы стали подниматься в гору. Показалась возвышенная поляна, окруженная лесом. У края леса стоял огромный стог сена.

— Вот хорошо-то, — крикнул Караулов, — у стога и отдохнем.

У стога было сухо, приветливо, и мы, усталые, расположились под ним. Сняли высокие сапоги, достали из ягдташей закуску: колбасу, пирожки, печеные яйца, пеклеванный хлеб.

Кругом, куда ни посмотри, все шли лесные дали.

— Раз здесь стог стоит, значит, деревня недалеко? — обратился Павел Александрович к Герасиму.

— Кто ее знает, — ответил Герасим, — это сено на зимнее время припасают. Зимой берут, на санях за ним приезжают. Деревня может быть и далече.

— А в какой стороне дом-то наш будет? — спросил я.

— Как сказать, — ответил Герасим, — ведь мы много кружили по лесу, приглядеться надо, в какой он стороне. Эк, мы вышли-то в пять часов утра, а сейчас сколько?

— Шесть часов, — посмотрев на часы, сказал Павел Александрович.

— Вона сколько ходили. Да ведь как не пойдешь? Заметил я, а за Никольским уж обязательно заблудишься.

— Разве мы заблудились, Герасим? — спросил я.

— Заблудились?! Вестимо, заблудились. Нуте-ка, скажите, в какой стороне дом наш?

Все стали смотреть в разные стороны. Павел Александрович надел пенсне, встал, пристально огляделся и сказал:

— Непонятно. Действительно, где дом?

— По солнцу надо, — сказал Ленька. — Когда пошли, солнце-то всходило сзади нас, а теперь солнце-то впереди.

— Ну пойди по солнцу, пойди, — огрызнулся Герасим. — Куда придешь?

— Восход там, а тут будет закат. Так вот закусим и пойдем на восход.

Герасим взял котелок.

— Пойду, — сказал, — водицы достану. В сторонке чайку вскипятим. Неча говорить, у стога до утра оставаться. А то зайдешь в Берендево болото, и ау! Вот что. Оттуда выхода нет. Мало ли народу там пропало.

— Благодарю вас, — сказал мне Василий Сергеевич, — это все вы. «Новые места, новые места». Тоже место — чертовы пальцы валяются! Ни реки, ни воды, ни дороги.

Вася с горя откупорил бутылку рябиновой водки и сразу повеселел.

— А в сущности, хорошо. Давайте выпьем водочки, разведем костер, тетеревов нажарим…

Показался Герасим, в котелке у него была вода, и он тащил за собой большую длинную сухую осину для костра…

Так хорошо было у стога; мягкое сено, белые ночи… И все были довольны, говорили:

— Спасибо, Герасим, правильно, что мы остались здесь на ночь.

Герасим подошел и спросил Леньку:

— Ну-ка, давай чай.

Ленька достал чай. Герасим, подойдя к стогу сзади, вырвал клок сена для растопки и крикнул:

— Поглядите-ка, чего это!

За рукой Герасима вместе с сеном тянулась красная рубаха.

Герасим опять залез рукой в стог.

— Глядите: одежина, армяк. Эка! еще бутылка с водой. Эвона! еще рубаха! Сапоги! Ишь ты, житель, знать, какой здесь был.

Из кармана армяка Герасим достал кожаный кошель. Кошель был набит серебром.

— Вот ведь что, — сказал Герасим, — знать, здесь прятался. Тоже спал. Теперь надо ждать, что придет.

— Это не очень мне нравится, — опечалился Василий Сергеевич. — Это, наверное, молодчик! Не из разбойников ли?

— Не иначе, — мрачно подтвердил Караулов.