Александр Кулешов - Белый ветер

…Наташа и потом, когда они привыкли друг к другу, никогда не задавала ему вопросов о службе, пока он сам что-либо не рассказывал ей.

Наконец он снял сапоги, китель, переоделся, как обычно, в тренировочный костюм и присел на диван.

— У меня неприятности, Наташа, — сказал он.

Она села с ним рядом, молчала в ожидании.

И пока они сидели вот так, пока снова обедали, он без утайки рассказал всю историю с Рудаковым.

— Завтра встречусь с Шуровым, посоветуюсь, — закончил он свою исповедь.

— А потом? — спросила она.

— Не знаю, — он пожал плечами, — видно будет… И вообще, Наташа, все как-то по-дурацки получается. Ты приехала. Понимаешь, с тобой вся моя жизнь перевернулась, новый смысл появился, я так счастлив, как только можно быть. А тут какая-то нелепая история с этим солдатом, характеристиками, прокуратурами… Черт знает что! Почему в каждой бочке меда обязательно должна быть ложка дегтя? В первый же наш день я морочу тебе голову всей этой ерундой. Стыдно просто…

— Знаешь что, Юра, — она встала и смотрела на него каким-то холодным, осуждающим взглядом, — не превращайся в слезливую бабу. Все тебе прощу, только не это. Твоя служба — это твоя жизнь, и, что бы в ней ни происходило, это не ерунда, это очень важно. И я всегда это пойму. Ясно? Ради бога, не раскисай. Вот сейчас, например, — и она улыбнулась, — помоги мне вымыть посуду. Говорят, успокаивает нервы. Пошли на кухню!

Они вместе мыли посуду. Прогулялись по городу, посидели у телевизора. И очень много говорили.

О чем?

О том самом, о чем говорят влюбленные в первый день после долгой разлуки…

На следующее утро, отпросившись у Кузнецова, Юрий вернулся за Наташей, и они отправились в ЗАГС подавать заявление. По дороге он озабоченно рассуждал:

— Надо найти тебе работу. Иначе ты с тоски помрешь… Целый день сидеть, меня ждать, ничего не делать. — И вдруг спохватился: — А может, не хочешь? Это ведь не обязательно, можешь читать или пению учиться по-настоящему. Не только же в Москве можно. Здесь тоже, наверное. Ты ведь тогда уехала в музыкальное училище поступать? Да? Мне говорили… С твоим голосом, Наташка, ты всех здешних певиц за пояс заткнешь!

— Ты в этом уверен? — спросила Наташа.

— Ну конечно! Ты же прекрасно поешь. Или пойдешь работать? Словом, сама решай. У нас тут есть два института с французским, есть педучилище, только в школах о вакансиях не узнавал.

— Не беспокойся, Юра, я устроюсь, — перебила Наташа. — А петь для тебя я буду и без музыкального образования.

Наступила долгая пауза.

— Не беспокойся, у меня есть направление, — снова заговорила Наташа. — А училище я бросила, — неожиданно добавила она.

Он даже остановился, словно налетел на невидимое препятствие.

— Бросила училище? Почему? А куда направление?

— В «Русь», вашу новую гостиницу интуристскую. Есть у вас такая? Та, которая недавно открылась.

— Есть, — медленно сказал Левашов, — есть такая. Так что за направление? От кого, кем работать?

— Что ты так удивляешься? — пожала плечами Наташа. — Обыкновенное направление из отдела кадров «Интуриста» в эту гостиницу. Точнее, в бюро обслуживания при ней.

Он долго молчал.

— Разве у тебя не педагогический диплом? — спросил он наконец.

— Какое это имеет значение? С дипломом переводчика преподавать нельзя, зато с дипломом преподавателя никто не запрещает работать переводчиком.

Он обдумывал ее слова.

— Что значит бюро обслуживания? — спросил он подозрительно. — Кого там обслуживают?

— Там обслуживают иностранных туристов, — терпеливо разъясняла Наташа. — Через ваш город идет поток автотуристов в Москву. Они здесь останавливаются в «Руси». Им надо регистрировать паспорта, организовывать экскурсии, посещение театров, концертов, ремонт машин, доставать иногда авиа- или железнодорожные билеты…

— А ты что должна делать?

— Я еще не знаю свой участок. Может быть, билетами ведать, может быть, экскурсиями по музеям. Или еще что, — задумчиво сказала Наташа. — Там разная работа есть. У меня непременно будет интересная. — Она встряхнула головой и улыбнулась.

— А что это был за усач в ночном колпаке, который тебе чемоданы подавал, помнишь, на вокзале? — неожиданно спросил Левашов.

Наташа рассмеялась.

— Тебе не откажешь в наблюдательности. Сразу приметил моего кавалера. Кстати, тот дядька был не в колпаке, а в пижаме.

— Какая разница, тем более неприлично провожать даму в таком виде.

— Перестань, человек услугу оказал, помог чемоданы вынести, и его же ругают. Нехорошо. И жену ревновать нехорошо!

— Действительно, нехорошо, — покорно согласился Левашов. — Ты когда пойдешь в свою гостиницу?

— Может быть, сегодня. Ты к Шурову, а я туда. Кстати, пригласи его в гости вечером. Ведь он единственный из вашей четверки, с кем я не знакома.

— Правда? — Левашов просиял. — Ты хочешь, чтоб я его пригласил? Обязательно притащу. Зайду к нему, поговорю и приволоку.

Но Шурова в тот вечер он не привел. Наоборот, сам пришел поздно, засидевшись у друга за долгим разговором.

Шуров откровенно рассказал ему о ходе следствия.

Двое братьев уже дали подробные показания.

Следуя примеру деда Матвея, они решили раздобыть взрывчатку и с ее помощью оглушить сразу несметное количество рыбы. Поиски по лесам немецких гранат, оставшихся после войны, результатов не дали. И тогда старший из Руновых предложил достать взрывчатку у военных.

Идея была нелепой и практически неосуществимой. Но почему-то в подобных ситуациях подворачивается та почти невероятная, единственная случайность, которая воплощает в жизнь самую абсурдную идею. Точнее, цепь случайностей.

Именно тогда, когда ребята обдумывали свои намерения, у них готовился полевой выход, и все необходимое для него, включая толовые шашки, было сложено на временном складе, который и просуществовать-то должен был дня два, не больше. Но как раз в эти дни ребята, оказавшись у ограды военного городка, приметили большую, окруженную колючей проволокой палатку, увидели, как заносят туда какие-то ящики, и предположили, что это может быть именно то, что им нужно, — тол.

Они стали наблюдать.

Конечно, не засни часовой, перебраться даже через такую примитивную ограду, какая окружала палатку, забраться в нее и унести толовые шашки было бы невозможно. Ребята понимали это, но уже увлеклись игрой и терпеливо продолжали наблюдать. Они надеялись на случай. И не ошиблись.

Один за другим сменялись часовые. И наконец пришел такой, который в отличие от других не стал без конца шастать вокруг палатки, а зашел за нее так, чтоб его не было видно, уселся, прислонившись к столбу, и закурил. Голова его то и дело склонялась на грудь, он встряхивался, оглядывался по сторонам, потом снова начинал дремать. И так до тех пор, пока не застыл в неподвижной позе.