Александр Кулешов - Белый ветер

Он жадно ел, оживленно повествуя о своих приключениях. Говорил с набитым ртом, и едва ли половину сказанного ей удавалось понять. Но она молча кивала головой, поставив локти на стол, зажав щеки ладонями. И не притрагиваясь к еде.

— Знаешь, задали ему перцу! — рассказывал Левашов, словно речь шла о выигранном футбольном матче. — Он туда, а мы сюда, он отсюда, а мы ему наперерез!..

Она не спрашивала, о ком идет речь, понимала, что об огне.

— Сейчас покажу фотографии. Букреев снимал. Ты увидишь! Где же они? — спохватился он, вскочив, побежал в переднюю за планшетом.

Он продолжал рассказ, но Наташа не слушала, внимательно рассматривала снимки.

— Как это страшно — война… — неожиданно перебив его, сказала она печально.

Левашов замолчал.

— Ну, это не война, — усмехнулся он после паузы. — Это только пожар.

— Какая разница, — Наташа пожала плечами. — Все равно смерть, разорение! Только что человеческие жизни за этим не стоят…

— Ну, с лесными пожарами мы и в другой раз уж как-нибудь справимся. Не затеял бы кто других пожаров…

— Ты знаешь, — задумчиво произнесла Наташа, — если когда-нибудь будет война, я в первый же день уйду на фронт, в тот же день, что и ты.

— Зачем? — он с нежностью смотрел на свою подругу. — Нам же все равно воевать придется не вместе.

— Нет, вместе. Все, кто на фронте, всегда вместе! Хоть за сотни километров друг от друга…

— Да нет, Наташка, — он посадил ее к себе на колени, — уж коль будет война, вместе будут все: и те, кто в тылу, и те, кто на фронте, и даже те, кто в тылу у противника. Такая война будет. Если ее развяжут…

— И все же мне легче, если я пойду на фронт.

— Что тебе там делать?

— То есть как что! — возмутилась Наташа. — Я, между прочим, имею офицерское звание. Да! Да! Всего на одну звездочку меньше, чем у тебя. Я военный переводчик.

— Прости, пожалуйста, совсем забыл, — он улыбнулся.

Она не просто его жена, Наташа. Она ведь младший лейтенант. Офицер запаса. И, начнись война, будет сражаться так же, как и он, так же, как и он, может быть ранена, изувечена, убита.

Левашов перестал улыбаться. О нем речи нет — это его профессия. И если его убьют, что ж, таковы законы войны. Наташа знает об этом — она жена офицера. Но при мысли, что погибнуть может и она, его вдруг охватила жгучая злоба к неизвестному врагу. Его пока не было, не было и войны, за ночным окном шелестел в листьях тополей тихий ветерок, доносился откуда-то стук колес поезда, лай собак. На столе теплел чайник, желтело масло… Спокойная, мирная жизнь.

Откуда и зачем его злость? И все же она нужна. Солдат должен ненавидеть врага. И это неважно, что сию минуту он не может назвать этого врага конкретно. Но разве нигде на земле не падают бомбы, не рвутся снаряды, не гибнут невинные, мирные люди? И разве те, кто несет эту смерть, не есть враги человечества, сегодня, быть может, еще не посягнувшие на твою землю, но всегда готовые сделать это.

Их надо ненавидеть уже теперь!

— Юра! Ты что, заснул? Тогда ложись на кровать. — Наташа трясла его за плечо.

— Прости! Задумался. Устал, наверное. Виноват, товарищ младший лейтенант. Исправлюсь!

— Исправляйся. И немедленно марш спать, уже два часа ночи. Не знаю, как тебе, а мне завтра к девяти на работу.

Левашов изумленно уставился на жену.

— Что ты так смотришь? — Наташа сделала невинное лицо. — Тебя что-нибудь удивляет?

— Ты работаешь?

— Работаю.

— Где?

— Юра, — она подошла к нему, положила руки на плечи, заглянула в лицо, — что с тобой? Ты же отлично знаешь, что я имела направление в «Русь», в бюро обслуживания «Интуриста», что я там была, что согласилась начать работу. Чему ты удивляешься?

— Как-то быстро все…

— Спасибо.

Он не понял.

— Спасибо за то, что время со мной летит для тебя так быстро, но сам посчитай, сколько дней прошло. Давай укладываться!

Наташа решительно прикрыла остатки ужина газетным листом, погасила верхний свет…

— Погоди, — остановил он ее. — Ты работаешь? Кем? Что ты делаешь?

Наташа не отвечала. Она отвернулась, глядя в окно.

— Так что ты там делаешь? — повторил он свой вопрос.

— Видишь ли, Юра, — она по-прежнему смотрела в окно, — что я делаю, не так важно. Ну, работаю в бюро обслуживания. Важно, что я собираюсь перейти на другую работу…

— На какую? — он ничего не понимал.

Наташа наконец оторвалась от окна, села за стол, снова поставив на него локти, уперев ладони в подбородок.

— Слушай внимательно и не перебивай. Я не могу не петь!

— Ну и что? — не дождавшись продолжения, спросил Левашов.

— Это долгая история. Я когда-нибудь расскажу тебе… — Она опять замолчала.

— Какая история? — он встал. — В чем дело, в конце концов? Что за тайны?

— Я буду петь в ресторане.

Некоторое время он смотрел на нее, не в силах вымолвить ни слова. Потом снова сел.

— Ты собираешься петь в ресторане? Я не ослышался? — тихо спросил он наконец.

— Ты не ослышался. Буду петь. В ресторане моей гостиницы. И не гляди на меня такими глазами.

— При чем тут глаза? — спросил он еще тише. — Я просто силюсь понять, почему жена офицера, закончившая институт иностранных языков, получившая направление в «Интурист», должна петь в ресторане.

— А почему нет, — все так же невозмутимо спросила Наташа, — если ей этого хочется?

— Но…

— Что «но»? Да, у меня законченное лингвистическое образование и, к сожалению, нет законченного музыкального. К твоему сведению, будет. Пусть заочное. Зарплата одинаковая…

— При чем тут зарплата?

— …Зарплата одинаковая, — продолжала Наташа, — времени свободного больше. А главное, я люблю это.

— Но в ресторане!..

— Что «в ресторане»? Ресторан тоже интуристский. Тоже, как и бюро обслуживания, при гостинице. И там и тут одна работа — обслуживание зарубежных гостей. Просто в одном случае я достаю им билеты на концерт, а в другом сама участвую в концерте.

Она продолжала спокойно смотреть на него. И во взгляде ее он не уловил насмешки.

Левашов растерянно молчал.

Наташа подошла, села рядом.

— Не сердись, Юра. Я понимала, что ты встретишь мое решение в штыки. Но, когда подумаешь, не осудишь. В этом ресторане варьете, спектакль. Я солистка, исполню несколько песен и — свободна. Там отличные балерины, музыканты…

— Но это ресторан! Ты будешь выступать, а какой-нибудь пьянчуга за столиком…

— Пусть смотрит, меня от этого не убудет, — перебила Наташа. — Тот же пьяный может явиться и в бюро обслуживания, чтобы похлопать меня по щеке. И вообще, это бесполезный разговор! Я хочу петь, буду петь и не вижу причин для перемены своего решения.

— Раньше ты как-то не очень стремилась к этому, — заметил Левашов. — Помню, в институте…

— То было раньше, а теперь иначе. Я повзрослела и стала умнее.