Александр Кулешов - Белый ветер

— Ну какой я образцовый, — Левашов отнесся к словам друга вполне серьезно, — опыта, конечно, кое-какого поднабрался, но до образцовости далековато.

— Стоп, стоп, стоп! — перебил Цуриков. — Я неясно высказался. Речь идет об образцово-рядовом политработнике. Среднем по всем статьям: по чинам, по опыту и по способностям тоже. — Он подмигнул Шурову.

— А он и не средний, — Шуров пренебрежительно махнул рукой, — он плохой. На пожарах обмундирование жжет, преступность в роте развел, как муж — форменный деспот, жене шагу не дает ступить…

— Ну и прекрасно, — сказал Цуриков, — напишу об образцово-плохом политработнике. Что ж, коли он есть такой, все равно я обязан другу сделать паблисити. Так что давай, Левашов, готовь большое фото.

Так, за шутками и болтовней, засиделись далеко за полночь.

Утром его разбудил крик журавлей. Они улетали. В светло-сером брезентовом небе, дрожа, один за другим проплывали три вытянутых угла. Тонкие длинные птицы не в такт трепетали крыльями, выгнув вперед нежные шеи. Наверное, сердцем они были уже где-то далеко-далеко, в теплых краях, за тысячи верст, за горами, морями, пустынями и городами. А может, наоборот, они оставляли часть сердца здесь, откуда их выгоняли холода, но где была, в цвету ли, в снегу ли, их настоящая родина…

Птицы громко и печально курлыкали, не то перекликаясь друг с другом, не то до будущего лета прощались с родными краями. Но сюда, вниз, на землю, их печальный крик долетал лишь тихим отзвуком.

Левашов долго смотрел им вслед, пока углы не стали пунктирными, пока черные точки не скрылись вдали. Увы, осень стояла на пороге. Еще не утвердившаяся, но уже заметная. Пожелтела, поредела листва на деревьях, в садах пламенела рябина. Сухой, колючий ветерок шелестел сухими листьями. Часто над городом нависали свинцовые тучи, готовые пролиться холодным дождем.

Левашов теперь надевал по утрам плащ. Но осенняя пора не нагнала на него минорного, осеннего настроения. Наоборот, он каждый день уходил в роту с радостным чувством.

— Почему бы, а? — спросил он как-то Наташу.

— Потому что у тебя с Кузнецовым все прояснилось, — ответила она не задумываясь. Он посмотрел на нее удивленно: ведь верно! Вроде бы не слушала его рассказов, а уловила.

Конечно, продолжались и споры и выполнялись безапелляционные приказы командира роты. Все было, как заведено в армии, однако главным правилом стало, как однажды, усмехнувшись, определил сам Кузнецов, «деловое сотрудничество».

Наверное, лучшим доказательством тому служило отношение подчиненных. Чуткая интуиция и офицеров, и солдат мгновенно сработала, и теперь частенько к Левашову приходили за указаниями и с докладами, минуя командира роты, чего раньше не было. Авторитет капитана Кузнецова оставался в роте непререкаемым. Просто до этого считалось, что большинство вопросов никто, кроме командира роты, не решит. Теперь многие из них решал замполит. Капитан Кузнецов не относился к этому ревниво. Наоборот, частенько отсылал людей к Левашову.

Общественная жизнь в роте была интересной, и замполит старался сделать ее еще более интересной, разнообразной, избегая шаблонов. «Лучше одно общее, всех увлекающее и полезное начинание, — рассуждал он, — чем десять формальных галочек для отчета».

Вот и сегодня должно было состояться интересное мероприятие (до чего он не любил этого казенного слова!), к которому долго готовились, — встреча с приехавшим по их приглашению генералом Гореловым.

Горелов-третий, как мысленно окрестил своего солдата Левашов, отнесся к поручениям заместителя командира роты добросовестно и серьезно. Он сделал сообщение о Герое Советского Союза испытателе парашютов Андрееве настолько интересно, что его попросили выступить и в других подразделениях гарнизона.

— Нашли Магомаева по гастролям возить. Испортят гвардейца, — ворчал капитан Кузнецов.

Но Горелов по-прежнему отлично нес службу, работал над своим рационализаторским предложением, учил, когда мог, английский язык. Везде успевал, никуда не опаздывал. Оставался лучшим солдатом роты.

Когда десантники и другие приглашенные подразделения собрались в клубе, на сцену вышли начальник гарнизона, старшие офицеры. Левашов был немного огорчен, что «его» мероприятие превратилось во всеобщее. «Но нельзя же быть до такой степени эгоистом, — размышлял он. — Ничего, с помощью Горелова-третьего я сумею затащить Горелова-первого, хотя бы ненадолго, в роту. Запросто побеседовать с гвардейцами, посидеть в неофициальной обстановке».

Внешний вид Горелова обескуражил Левашова. Он ожидал увидеть могучего старца, седовласого и громкоголосого, этакого рубаку-ветерана. А к трибуне вышел невысокий, поджарый, интеллигентный генерал в очках без оправы, с Золотой Звездой и многоярусной орденской колодкой на груди. Такими представлял себе Левашов педантичных генштабистов. Только вот над академическим поплавком скромно притаились две золотые и три красные полоски — два тяжелых, три легких ранения…

У Горелова-первого было сухощавое, энергичное лицо, сквозь стекла очков смотрели умные, проницательные, с холодноватым блеском глаза, а гладко причесанные и еще густые волосы поседели далеко не везде. На вид ему можно было дать лет пятьдесят пять от силы, но уж никак не семьдесят. А между тем он воевал в гражданскую, в финскую, был добровольцем в Испании, прошел всю Отечественную.

«Что движет такими людьми, — с восхищением думал Левашов, — что дает им неиссякаемую энергию, помогает совершать немыслимые подвиги и все же оставаться сильными, увлеченными жизнью, а не утомленными ею?»

От Горелова-третьего Левашов знал, что Горелов-первый ко всему еще защитил кандидатскую диссертацию, написал книгу о тактике воздушно-десантных операций; очень много ездит, выступает, ведет большую работу в Комитете ветеранов войны. Если таков старший из Гореловых, то каков же Горелов-второй, не отставной, а действующий? А еще интереснее, каким станет Горелов-третий, если наденет генеральские погоны?

После недолгих размышлений Левашов пришел к выводу, что не так уж мало солдат, подобных Горелову-младшему, даже у них в батальоне. И наверное, генерал Добродеев ничем не хуже комдива Горелова-второго, так же опытен, энергичен, смел. Да и бывших командиров дивизий, корпусов, похожих на Горелова-старшего, тоже можно найти немало.

Потом Левашов подумал о себе. Он, конечно, далеко еще не генерал, но уже и не солдат. Как все сложится дальше? Вернее, как он хочет, чтобы сложилось? Что ж, послужит годок-другой, а потом постарается попасть в академию. И между прочим, если в будущем окажется достойным Академии Генерального штаба — отказываться от такой чести не станет. И нет здесь никакого тщеславия — коли выбрал себе профессию, то уж добивайся ее вершин. Так должно быть везде, и в армии тоже. Просто в армии все яснее и четче. И получение очередного звания является здесь делом естественным и необходимым. Но это вовсе не значит, что процесс формален. Сидишь сложа руки, а подошел срок — и оказываешься в следующем звании! Отнюдь! Прежде всего надо соответствовать должности.