Джика Ютеш - У нас в Крисанте

Где же вы, зайчики и бахчи? Где вертушка, спрятанная в копне соломы? Где гроздья сладкого винограда? Где вы, пчелы, купающиеся в брызжущих струях фонтана? Где вы все? Придите и утешьте малыша, одетого в убогий пикейный костюмчик в голубую крапинку. Придите и приласкайте малыша, он так горько рыдает на кровати в комнатке хромого Томеки…

Ни мягкие ручонки Бенони, ни ласковый голос дяди, ни деревянный человечек, пляшущий на четырех ниточках на коленях у Томеки, не в силах осушить первые слезы, пролитые Михэлукой в Крисанте.

Мальчик перестает плакать лишь после того, как снова раздается резкий голос тетки:

— Даже взглянуть на ребенка не захотел, старый черт!.. А Михэлука тоже хорош! Стоит как каменный! Я ему все шепчу: «Скажи «целую ручку», скажи «целую ручку», а он стоит и только глазами хлопает!

— Ни к чему ты все это затеяла, — неодобрительно качает головой дядя. — То, что мальчик так похож на Емилиана, старику только неприятно. Не может он простить Емилиана!.. Даже мертвому ничего не прощает! Ты что, надеялась разжалобить его сердце? Как бы не так! Сердце его там, где его богатство! Богатство он потерял? Значит, потерял и сердце! Он и в могиле только о деньгах думать будет!..

— Да замолчи ты со своими глупостями! — огрызается тетка Олимпия и снова принимается поучать Михэлуку: — Ты должен барину во всем угождать! Главное, без дела не сиди ни минутки. Пусть барин видит, какой ты работящий и послушный. Понял, негодник ты этакий?

Но Михэлука понял, что тетку лучше не сердить, а как только хоть издали покажется старый барин, надо скорее прятаться. Бенони тоже это понимал и хорошо знал все закоулки и тайники, куда барин никогда не заглядывал. Так, например, можно было чувствовать себя совершенно спокойно на бахче. Бахча — на холме, а барин не станет на холм взбираться, у него может сердце заболеть. Если старик вдруг надумает пойти к копнам, пусть идет, все равно их тайник никому не найти, даже самому господу богу. А вот во фруктовый сад за черешнями или абрикосами лучше всего пробраться после обеда, когда старик спит… В конюшне тоже столько темных закоулков под яслями, под кормушками за старыми бочками, что ребят там сам черт не разыщет… Но лучше всего держаться около дядюшки Томеки. С ним можно гулять где вздумается, потому что Томека старого барина не боится. А когда напьется, ругает барина на чем свет стоит и грозится пойти пожаловаться на него в профсоюз.

— Я тебе покажу профсоюз, пьяница! — бормочет господин Кристу, и голова его так дергается, что, кажется, вот-вот отвалится. — Я тебе, лодырь, плачу жалованье, какое полагается мастеру-механику!

— Лучше бы вы заплатили за то, что погубили все мое счастье. Заплатите, и я уйду! Уйду работать механиком на фабрику!.. — не унимается Томека. — Хотел бы я знать, где вы найдете другого такого дурака, который работал бы у вас и за кузнеца и за механика на молотилке! Теперь на нашей улице праздник! Мы вступили в союз с трудовым крестьянством! Долой бояр! Долой буржуев! Я союзник трудового крестьянства!

— Жулик ты, вот ты кто! — вопит старый барин и торопливо взбирается по лестнице, а взобравшись, орет на весь двор: — Свинья неблагодарная, вот ты кто! Сколько я денег переплатил лучшему врачу больницы, чтобы он тебе как следует шкуру залатал!

Но Томека, сдвинув шляпу на затылок, подкручивает черные усы и поет себе под нос:

Старый барин убегает в дом, а Томека забирается в стог сена и храпит так, что слышно за километр.

Дети любят Томеку. Они ходят за ним по пятам и, когда видят, что механик в хорошем настроении, просят смастерить то бузиновый самопал, то какую-то особую камышовую дудку, то еще что-нибудь. Томека ребятам не отказывает. Иногда даже по их просьбе пробирается во фруктовый сад и приносит полную фуражку черешен, летних персиков или сочных медово-сладких слив. Он ребят и пчелиными сотами угощает, когда помогает старому барину брать из ульев мед и выжимать соты под прессом.

Одна лишь тетка ругательски ругает Томеку, обзывает дармоедом и швыряет в него чем попало, когда он на кухне принимается над ней подтрунивать. А дядя не сердится, даже когда Томека пьяным валяется на конюшне или в шалаше на бахче, и сам справляется со всей работой: косит сено, поит лошадей, запускает двигатель для подачи воды на огород и одергивает тетку, которая проклинает на чем свет стоит «дармоеда, за которого другим приходится работать».

— Да помолчи ты, баба, займись лучше своими делами!

Дядя очень добрый и трудится с раннего утра до поздней ночи. Тетка тоже много работает, и Михэлука помогает ей по дому. Он чистит картошку, подметает кухню и аллею перед барской усадьбой, задает корм курам и цыплятам, для утят мелко рубит траву и смешивает ее с ячменной кашей, тащит дрова для плиты. Бенони охотно ему помогает, потому что чем быстрее будет сделана вся работа, тем скорее они с Михэлукой смогут заняться своими делами: будут вылавливать привязанными к ниточкам восковыми шариками тарантулов из норок, обирать в капустных листьях улиток, играть с ежиком, которого они прячут под опрокинутой бочкой с продырявленным дном…

Но больше всего Михэлука не любит сбивать масло! Для этого надо так долго сбивать молоко, что, кажется, вот-вот руки отвалятся, а спина уж никогда не распрямится. Желтые мягкие кусочки масла тоже собрать нелегко, и Михэлука то и дело получает увесистые подзатыльники.

— Снова не в ту сторону крутишь, вражина?

Почему тетка называет его «вражиной»? Может, потому, что он смотрит на нее исподлобья и никогда не плачет от ее затрещин и тумаков? Глотает слезы, сжимает зубы, но не плачет. Почему она всегда такая сердитая? Ей не нравится, что дядя привез своего племянника на ферму? Или хочет выслужиться перед старым барином?

— Видать, Олимпия, тебя в колыбели черти укачивали! — дразнит тетку Томека. — Что тебе сделал малыш Рафилы? Может, боишься, что он наложит руку на добро, которое преподнесет тебе барин Кристу? Так ты не бойся, все равно ничего от старого хрыча не получишь!..

От таких слов розовое лицо тетки чернеет от злости, а с губ срываются самые страшные проклятия. Если бы хоть одно из них исполнилось, Томека давно бы уже провалился сквозь землю. Но тетке этого мало, и она швыряет в обидчика всем, что подвернется под руку: крышкой так крышкой, скалкой так скалкой.

Она закрывается одна в большой белой кухне с большой голубой изразцовой плитой посредине. На пяти конфорках в прикрытых крышками кастрюльках и сковородках что-то кипит, тушится, жарится. От плиты струится такой аромат, что у ребят слюнки текут. Но все эти яства только для барина Кристу. Кастрюлек много, но все они маленькие, рассчитанные на одного человека — в Крисанту почти никогда не приезжают гости. Разве только толстый приземистый купец, господин Бэкэля́ну, которого Томека прозвал «господин Бочоночек»