Джика Ютеш - У нас в Крисанте

Михэлука просунул голову в дверь и цыкнул на брата:

— Да не ори ты, я здесь!

Бенони тут же замолк, выскочил на завалинку, и ребята во весь дух помчались к барской усадьбе.

Старый барин умер! Скончался ночью, и тетка над ним причитает. Рано утром, как всегда, принесла ему в постель завтрак, а он уже окоченел.

Ломая руки и громко всхлипывая, в десятый раз повторяет Олимпия, как постучала в дверь, как, не дождавшись ответа, вошла в спальню, как сперва ей показалось, что в комнате никого нет и она даже подумала, что старик, проснувшись на заре, ушел на пасеку…

Выслушав рассказ тетки, первым в спальню барина вошел Томека. За ним двинулись и остальные.

Желтые портьеры из тонкого плюша слегка отдернуты, и солнце заливает светом мрачную комнату и широкую постель со смятым бельем. Угол шелкового, вишневого цвета одеяла свисает на пол, а старик лежит навзничь на полу между постелью и столом, за которым вчера вечером пил кофе с господином Бэкэляну. На нем длинная ночная рубаха с вышитыми рукавами и подолом, черные его брови сердито насуплены, глаза широко раскрыты, а рот перекошен. Михэлука отступает к двери. Ему кажется, что барин уставился прямо на него и вот-вот закричит: «Как ты посмел, разбойник, снять цепь без разрешения?»

Но нет! Старый барин мертв, и смотреть на него страшно. Уж очень он уродлив в своей белой ночной рубахе, с широко раскрытыми глазами и перекошенным ртом.

— Помер! — хрипло бормочет Томека и медленно стягивает с головы шапку.

— Злой был человек, горемыка! — шепчет дядя. — И отчего это с ним приключилось? Неужто и впрямь Бэкэляну какую-нибудь страшную весть принес? — испуганно шепчет он.

— А ты уж рад языком почесать! Совсем как дитя малое!.. — в сердцах кричит тетка и сердито топает ногой. — Запрягай коней и гони скорее в город за полицией, или милицией… черт знает, как ее теперь величают… Да зови народ, пусть увидят, что он помер. А то еще скажут, что это мы барина придушили, чтобы ограбить.

Дядя вздрагивает, словно его кто-то ударил.

— Ты что, Олимпия, рехнулась? Что это ты за вздор мелешь? — огрызается он и поворачивается к Томеке: — Она совсем спятила… Ты своим глупым языком, того гляди, всех нас в тюрьму упрячешь!..

Томека отступает к дверям, дрожащими руками натягивает на голову шапку и тихо спрашивает:

— Как ты могла такое подумать, Олимпия. Постыдилась бы детей! Опомнись, глупая! — взволнованно продолжает он и выпроваживает в коридор Михэлуку и Бенони. — А ты, Гаврила, все-таки поезжай. Езжай немедленно! Бабы иногда лучше понимают, что к чему. Может, она и права, не нажить бы нам беды.

Дядя проводит ладонью по небритой щеке и в недоумении спрашивает:

— Как это могут сказать, что мы его придушили? Сразу же видно, что барина удар хватил!

На мгновение все замирают и с испугом глядят на тетку. Олимпия стоит смертельно бледная, простоволосая, и руки у нее дрожат.

— Да будьте вы все прокляты! — пронзительно кричит она и начинает так рыдать, словно действительно сошла с ума. — Ступай, Гаврила! Ступай! Пусть люди придут, пусть увидят! — жалобно умоляет она, падает на колени и принимается колотить себя кулаками по голове: — Ушел от нас добрый наш боярин! Покинул нас! Оставил нас сиротами! Осиротели мы!

Дядя Гаврила бросается во двор, бежит на конюшню и садится на коня.

Не прошло и часа, как из города явились два милиционера. Уселись на галерее около двери и не уходят, один из них прикрикнул на Бенони и запретил ему карабкаться по перилам галереи.

Бенони на перила больше не лазает, но от лестницы не отходит и все время искоса поглядывает на милиционеров. «Чего только им надо? — думает он. — Почему нельзя на перила влезть? Что они там охраняют? Теперь можно повсюду ходить, бояться некого — старый барин не воскреснет. Помер насовсем. И Михэлука видел, что он уже помер, и мамка, и папка, и дядюшка Томека…»

Потом на легковой машине приехали врач и майор милиции (Томека сказал, что это майор). На майоре китель с золотыми пуговицами, а у врача в руках небольшой черный сундучок, наверное полный доверху ампулами для уколов.

— А вдруг он захочет сделать старому барину укол и воскресить его? — пугаются ребята.

Врач вошел в комнату и долго оттуда не выходит.

— Он умер четыре часа назад, — заявил он и добавил какое-то слово, которое понял один Томека.

Потом Томека разъяснил ребятам, что барина удар хватил.

Как будто ребята и без врача этого не знали!

А майор принялся всех подряд, даже Михэлуку и Бенони, расспрашивать, как все случилось.

— Мы-то еще вчера думали, что он помрет! — не преминул объяснить Бенони.

— Это почему? — спросил майор.

Милиционеры, те, что стоят у дверей, не могут удержаться от смеха, но майор нахмурился.

Дядя тут же торопится подробно рассказать, как вчера пришли крестьяне из Присэкани и потребовали пять гектаров барской земли, только не задаром, а в обмен на такой же участок у пруда. Барину стало плохо, и он упал в обморок. Но довольно быстро пришел в себя. Господин Бэкэляну может подтвердить. Они потом долго о чем-то толковали и даже поругались. Может, купец принес барину плохую весть?

— Бэкэляну? — переспрашивает майор. — Тот Бэкэляну, у которого бакалейная лавка в центре города? — уточняет он и, качая головой, что-то отмечает в своей записной книжке.

— А потом барин успокоился и даже проводил господина Бэкэляну до пролетки, — всхлипывает тетка.

— А вы-то почему так его оплакиваете? Вы что, родственники? — спрашивает майор, с удивлением глядя на тетку.

Простоволосая, с распухшими и красными от слез глазами, тетка, кажется, вот-вот умрет от горя.

— Я у него в кухарках жила! — рыдает тетка. — Шестнадцать лет в услужении была…

— Он что, был очень добрым хозяином? — еще больше удивляется майор.

— Какой бы он ни был, но шестнадцать лет я на него работала. А теперь мы остались нищими. За все годы, что мы без денег на него трудились, он нам выправил бумагу на луговину и домик, что по ту сторону дороги. Подписать бумагу он подписал, а поехать в город и заверить, как положено, не успел! — еще пуще захлебывается слезами тетка.

— А вы, товарищ, бумагу эту берегите. Да не волнуйтесь попусту. То, что за работу положено, никто у вас не заберет… А это ваши богатыри? — поинтересовался майор, указывая на Михэлуку и Бенони, не сводящих глаз с его погон с золотыми звездочками.

— Мой тот, меньшой!.. — отвечает тетка. — А второй — племянник, круглый сирота, и мне приходится его кормить. Нищими мы остались с двумя ребятами!

— Перестаньте плакать. Государство позаботится, чтобы вы получили то, что вам по закону положено.

— А кто нам жалованье выплатит? — продолжает причитать тетка.