Ким Ёнха - Никто не узнает…

Перед смертью Хёнчу начала писательскую карьеру и успела опубликовать три рассказа. Издательство, где вышел её первый рассказ, после её смерти опубликовало и другие, но я их, конечно, не читала. Я боялась увидеть красивый и таинственный портрет автора. Мне страшно было даже подумать, что с книжной полки на то, как я старею, будет смотреть вечно молодая Хёнчу, несчастная гениальная писательница, ушедшая от нас такой молодой! Сейчас я уже могу думать: «Наверное, она неплохо писала, не все в этом возрасте начинают писательскую карьеру», — это максимум, на что может быть способен такой недалёкий и недобрый человек, как я.

Прошло ещё несколько лет. В один из весенних дней, когда воздух моей страны наполняется жёлтой пылью, несущейся из китайских пустынь, я сидела в кафе в Гиндза и ждала Макото.

Мне было видно, как он открывает стеклянную дверь и заходит в помещение. С его появлением вокруг становится светлее. Он оглядывается вокруг, взгляд скользит по мне, но он меня не узнаёт и продолжает искать. Я не хочу помогать ему, не поднимаю руку, не машу, а наоборот, ниже опускаю голову и жду, когда он сам меня заметит. Наконец он замечает меня и подходит. Я делаю вид, что только увидела его, поднимаю голову и изображаю удивление:

— О! Привет!

Макото улыбается в ответ:

— Здравствуй, давно не виделись. Сколько лет прошло? Годы летят со скоростью стрелы.

— Ты по-прежнему выражаешься очень странно.

— Разве это выражение странное?

— Молодые редко так говорят. Звучит по-стариковски.

— Не знал. А ты сразу начинаешь ко мне придираться.

Я всматриваюсь в лицо Макото. Ему тоже не удалось противостоять натиску времени. В волосах проступила седина, вокруг глаз множество мелких морщинок. Только местами остались следы весёлой сеульской молодости. Теперь он выглядел немного уставшим, стало заметно, что он уже немолод.

— Как поживаешь? В Токио по делам?

Макото заказал кофе, а я вынула из сумочки визитку и протянула ему.

— Да, по делам. Представляешь, я гуляла по городу и встретила Хичон. В самом центре Сибуй.

— Не может быть! Там ведь всегда столько народу!

— Она говорит, что в Сеуле меня не застать, зато вот в Японии встретились. Хи-хи.

— Да. Стоит вороне взлететь с дерева, как тут же падает плод.

— Э-э-э… Эта поговорка здесь не к месту.

— Неужели? Смешно.

Макото в смятении почесал затылок.

— Ты встречался с Хичон на конференции?

— Да. Мы виделись вчера. Я иногда вижу её здесь на таких мероприятиях. Ведь у нас одна область исследований.

По окончании аспирантуры Макото вернулся в Японию и стал работать в токийском университете. Когда-то он защитил диссертацию по корейской литературе, но ему пришлось преподавать корейский язык, так как к этому времени в Японии заинтересовались Кореей и язык пользовался популярностью, но научную работу он не бросал — участвовал в конференциях по корейской литературе девятнадцатого — начала двадцатого века, ездил в Корею и был известен в литературных кругах. На этот раз конференция проходила в Токио, темой было слияние культур в период японской оккупации Кореи.

Нам принесли кофе, мы пили его, испытывая неловкость, будто на смотринах. Разговор о наших общих знакомых быстро иссяк. «Неужели? Я так рад! Правда? А я и не знала. Кстати, помнишь?.. Да, он женился. Она окончила аспирантуру и защитилась». Всё это было банально и неинтересно обоим.

В самом центре Токио находится Императорский дворец. На карте это место выглядит пустотой. Центральный парк Нью-Йорка такой же большой, но там гуляют с собаками, катаются на велосипедах, через него проезжают такси. В токийском Императорском дворце живут только члены королевской семьи. Простые жители Токио туда не заглядывают, это место приходится обходить, там нельзя бегать по утрам, но это никого не смущает. «Принимай это как факт и не сопротивляйся реалиям», — как сказал Ролан Барт. Пустота в центре города.

Между мной и Макото тоже была такая пустота. Мы изо всех сил играли в какую-то игру. Игра называлась «Говорить обо всём, кроме Хёнчу». Ни в коем случае не говорить о ней! Мы оба соблюдали это правило, и у нас неплохо получалось. Но чем больше мы старались избегать этой темы, тем больше нас к ней тянуло. Беседа становилась всё более пустой и бессмысленной и постепенно иссякла. Я была инициатором встречи, но теперь не знала, о чём говорить. Надо срочно выбраться из этого лабиринта, выстроенного Хёнчу.

Я встрепенулась и сказала с таким напором, будто это был мой последний шанс: «Знаешь, Макото, когда-то я была влюблена в тебя».

Только после того, как я произнесла эту фразу, я поняла, что натворила. Ну зачем я сказала то, чего никогда не было, при этом выбрав именно это место в Гиндзе, в центре Токио? Он глянул на меня так, будто я чем-то брызнула ему в физиономию. Его лицо стало нежным и трогательным, мне было непонятно, что это означает. Макото сложил руки на коленях, встал и низко поклонился: «Я не знал об этом. Простите меня».

Что он делает? Он неправильно меня понял! Но Макото опустил голову и смотрел так, словно вымаливал прощение. Я должна была хоть как-то отреагировать: «Не надо так! Я пошутила! Я просто хотела разыграть тебя!»

Макото сел, сделал глоток кофе, стараясь избавиться от неловкости. А я добавила: «Я была молодой и глупой».

Он серьёзно посмотрел мне прямо в глаза: «А сейчас как ты ко мне относишься?»

Мне было непонятно, шутит он или нет. Я никогда не попадала в такие ситуации и не знала, что предпринять дальше. Сердце громко стучало, кровь прилила к лицу. Что я делаю? Я серьёзная женщина, мне уже тридцать два года. Я торопливо вскочила со стула, сказав, что мне нужно выйти. Как и во всех японских кафе, здесь царила теснота, проходы между столиками были очень узкими. Мне пришлось протискиваться между столиком и стеной. Смешно, но меня волновало, заметит ли он, что я поправилась. Выдохнув, я попыталась проскользнуть мимо Макото и тут почувствовала, как его рука крепко вцепилась в мою одежду. Пожалуйста, не делай этого!

Я оглянулась. Макото, подняв глаза, смотрел на меня. Как камикадзе, распрощавшийся с жизнью, я прильнула губами к его влажному нежному рту. Его язык ответил на мой поцелуй. В каком-то полубессознательном состоянии я услышала, как рвётся зацепившийся за что-то мой жакет. Лишь тогда до меня дошло, что это не Макото держал меня, а я за что-то зацепилась. Но поцелуй не прекращался, кровь начала закипать. Кто знает, может быть, это последний поцелуй в моей жизни! Макото обхватил меня руками. Внезапный поцелуй и неловкие объятия продолжались дольше, чем я ожидала, и я стала забывать, где нахожусь и кто со мной. Все мои чувства стали лёгкими и прозрачными, казалось, душа покинула тело и вылетела в огромный космос, как покидает поле бейсбольный мяч, удачно отбитый игроком.