Дмитрий Вишневский - Рассказы о большом мире

Тот мягко отстранился, объяснив, что он на работе и обниматься с посетителями ему запрещено, после чего Зверцев пожелал ему счастья, любви и успехов в работе, и сел обратно.

Поставив пустую рюмку на стол, Зверцев снова встал, слегка покачиваясь, обошёл столик, и сел рядом с Софьей. Перед тем, как он плюхнулся, она подвинулась, и Зверцев счёл это интимным приглашением.

– Ты потрясающая, – прошептал он ей на ухо, и сексуальная Софья, скромно склонив голову, тихо ответила:

– Ты мне тоже очень нравишься.

Зина во все пьяные глаза смотрела на Зверцева и он не смог это проигнорировать.

– Зина! – сказал он. – Ты очаровательна!

Зина и вправду стала очень даже ничего. Такая милая пышка с приятной улыбкой и красивыми глазами.

Услышав комплимент, она прижала ладони с миниатюрными пальчиками к прекрасной, обширной груди и томно вздохнула.

Зверцев понял, что в эту чувственную ночь полюбил обеих женщин.

И когда он это осознал – не теряя времени пригласил их к себе, дабы продемонстрировать им потрясающую “Штуковину”.

И неважно, как поняли дамы эту фразу, важно, что они согласились.

Через час они были у Зверцева дома. Зина зачем-то стала раздеваться, отчего Зверцев вспомнил, что он очень робок в общении с женщинами. Покраснев, он ушёл на кухню и вернулся, держа “Штуковину” в руках.

– Что это за штуковина? – поинтересовалась Зина, прикрывая грудь ладонями.

– Это аппарат, который приводит женщин в восторг, – зачем-то сказал Зверцев.

– Да-а? – недоверчиво протянула Софья.

Зверцев кивнул, открыл чёрную панель и достал два датчика с присосками.

– Ну, кто смелый? – спросил он.

Зина убрала правую руку от груди и подняла её вверх.

Зверцев понял, как жестоко ошибался, считая эту красотку страшненькой.

Превозмогая чувственность, он налепил датчики на виски Зины и, стараясь не пялиться на потрясающий прекрасно-розовый кружочек, сосредоточился на дисплее.

“Штуковина” немного пошумела и выдала результат.

Зверцев посмотрел на него и вздохнул с облегчением. Затем, сняв датчики с ничего не понимающей Зины, протянул их Софье.

– Не, я не поняла, – сказала Зина. – Где обещанный оргазм? А ну-ка, дай!

И не успел Зверцев и слова молвить, как “Штуковина” оказалась в руках Зины.

– Белая сова, чё-то не по-русски, сорок шесть процентов, – прочитала Зина. – И что это такое?

Зина оказалась барышней настойчивой, пробивной и упрямой, поэтому Зверцеву, припёртому к стенке, пришлось во всём признаться.

– Да лан! – воскликнула Зина, узнав о чудо-машине. – Я – сова?

Зверцев вздохнул, пожал плечами и с виноватым видом кивнул.

– Классно! – воскликнула полуобнажённая Зина, позабыв о своей полуобнажённости. – То-то я дрыхну до часу дня, когда на работу не надо идти! Давайте Соньку проверим на этом агрегате!

Зверцев закивал, но Софья сказала:

– Нет уж. Давайте Серёжу сначала.

Такого финта Зверцев не предусмотрел. Он попытался было отшутиться, но Зина молча прикрепила присоски к его вискам.

– Чё нажимать? – спросила она.

Зверцев показал.

“Штуковина” монотонно загудела, обрабатывая данные.

Зверцев закрыл глаза.

– Су... Чё-то не пойму вообще... – произнесла Зина.

Зверцев выхватил “Штуковину” из её рук и, повернув к себе, прочитал результат:

“Сурикат (Suricata suricatta), сорок два процента”.

– Мда-а-а, – протянул Зверцев и сглотнул. – Я представлял себя кем-то покруче...

– А кто это? – спросила заинтересованная Софья.

– Ну... – пробормотал Зверцев. – Это такая зверушка симпатичная... Очень сексуальный зверь, я считаю. Мужественный такой.

– Ну теперь меня тестируем – сказала Софья.

Зверцев с унылым видом кивнул и прикрепил датчики к вискам красавицы.

– Что-то вроде гороскопа! – восторженно воскликнула Зина.

– Угу, – сказал Зверцев, чувствуя что быстро, очень быстро, чересчур быстро, трезвеет.

“Скорпион Парабутус Лейосома (Parabuthus leiosoma), пятьдесят четыре процента” – прочитал Зверцев.

– Ну? Что там? – спросила Софья.

– Гм, – сказал Зверцев, стремительно вставая и пряча “Штуковину” за спиной. – Пантера там, девяносто пять процентов.

Софья довольно улыбнулась и машинально заправила локон за ухо.

– Муррр... – сказала она и подалась в сторону Зверцева.

В панике тот отскочил назад и затараторил:

– Девчонки! Я сейчас жутко хочу спать, вы меня простите, но я думаю, что нам надо созвониться на неделе и куда-нибудь сходить, а сейчас лучше ненадолго расстаться, чтобы потом встретиться и куда-нибудь сходить! Обязательно!

– Не поняла? – возмутилась ошарашенная Софья.

– Типа ты нас выгоняешь? – приподняв брови, спросила Зина.

– Нет-нет, я просто... В смысле...

Зина демонстративно одела бюстгальтер, затем накинула кофточку и, взяв Софью за руку, сухо произнесла:

– Пойдём, Соня. Понятно с ним всё. Импотент он и извращенец.

– Девчонки... – начал было Зверцев, но Софья так на него посмотрела, что он осёкся.

Через несколько минут всё было кончено. Женщины молча оделись в прихожей, молча обулись и молча ушли, синхронно бросив на скукоженного Зверцева два презрительных взгляда.

Тот вздохнул, закрыл дверь и прошёл на кухню. Достав из холодильника бутылку холодного пива, направился в гостиную и включил компьютер.

После того, как тот загрузился, подключился к Интернету и набрал в браузерной строке слово “сурикат”.

Открыв энциклопедию, некоторое время он уныло рассматривал фотографии и читал сухие данные, а потом, обомлев, подался вперёд и выругался матом.

Обхватив голову руками он закрыл глаза, покачался на стуле, а после перечитал:

“У сурикатов есть иммунитет к некоторым ядам; у них устойчивость к яду скорпиона, обитающего в пустыне Калахари (в отличие от человека)”.

Зверцев встал, плюнул на пол, швырнул “Штуковину” в стену и горько заплакал.

Паразитизм

Степан Витальевич Шистосомов являл собой типичный образ российского буржуа чиновничьей закваски. Иначе говоря, жил сей господин, как буржуа, а должность занимал скромную – слуги народа. Этот неказистый на первый взгляд человечек – пухленький, лысенький, сутуленький, с маленькими, как у свинки, бегающими глазками – зырк, зырк – чувствовал себя отменно в любое время года, ибо превыше всего ставил деньги, а они у него водились в достатке. Если не сказать – в переизбытке. Впрочем, человеческая жадность, как известно, границ не имеет, а потому спал Степан Витальевич, как младенец.

Единственное, что омрачало его жизнь – невозможность обставить приёмную в том же стиле, что и собственное жилище – набитый роскошью трёхэтажный особняк с бурой черепичной крышей, что прятался за огромным бетонным забором. В особняке том Степан Витальевич подрёмывал исключительно на перинах, сиживал на кожаных диванах и трапезничал фуагрой, трюфелями и всякой ерундой навроде осетровой икры. Иногда слуга народа скармливал любимому догу мраморное мясо, и сам факт того, что его пёс в течение нескольких секунд с чавканьем поглощал зарплату любого инженера в регионе, Степана Витальевича несказанно радовал. По той простой причине, что именно в такие моменты он воображал себя подлинным аристократом.