Дмитрий Вишневский - Рассказы о большом мире

Я вспоминал, как меня уверяли. что я нихрена не заработаю, всё куплено, всё схвачено, а я - просто парень из массовки, и думал примерно о том же, о чём думал тогда, когда бегал вокруг гарнизона и говорил себе, что я обязательно подрасту. Просто надо верить в себя и не сдаваться.

***

Иногда это очень тяжело. Тяжело верить в себя и не сдаваться. Правда.

Тяжело потому, что ты идёшь не проторенной дорожкой.

Потому, что если ты проиграешь, все будут показывать на тебя пальцем и смеяться. По крайней мере так мнится.

Не хочется быть ни посмешищем, ни тем, кому постоянно говорят - "Я ж тебе говорил, что ничё не выйдет!"

Однако я могу сказать следующее.

Хочешь чего-то добиться, отрезай путь назад.

Нельзя ни сдаться, ни повернуть.

Выбрал дорогу - иди по ней. Иди пока не упрёшься в стену. А потом либо сломай её, либо обойди, либо перелезь.

Но назад пути нет.

Я не люблю слово "хобби" именно по этой причине. Если я занимаюсь делом, которое люблю - пускай оно тогда и будет моей профессией. А работать на нелюбимой работе и заниматься хобби - я не хочу. Лучше чай с сухарями дома в одиночестве, чем поездки за границу на деньги, заработанные на нелюбимой работе.

Уверяю вас, мне тогда в спортзале было страшно. И не только поломаться об него, мне было страшно ещё и просто обосраться перед парнями, которые меня уважали. Это потом уже я понял, что если вы сели в лужу и друзья от вас потому отвернулись - нихрена они не друзья вам были. Друг руку протянет, поможет подняться и порвёт за вас любого. Вот это друг, а остальное всё - это херня из под ногтей.

И когда я к дому поздним зимним вечером шёл, думая, что грудные мышцы себе порвал - мне было страшно. И обидно до жопы.

И когда я понимал, что не оплачу квартиру - могу вылететь нахрен, а в месяц надо 5000 платить,и двухсотрублёвыми съёмками хрен заработаешь на оплату этой хаты.

И много ещё когда мне было страшно, что я не справлюсь, что у меня не получится.

Это нормально.

Вы начинающий писатель.

Да-да, вы уже писатель. И вам не нужно издаваться, чтобы таковым себя считать, вы по факту сочиняете художественную литературу, а значит вы писатель. Шрифтштеллер, райтер, экриван, письменник, пофиг.

Если вы занимаетесь писательством - вы писатель. Просто быть может писатель дерьмовый, так себе писатель, ну так Москва не сразу строилась, какие ваши годы - учитесь, трудитесь и будете охрененным писателем.

Обязательно таковым станете, если захотите.

Если вам это надо.

Если верите в себя и готовы много учиться и трудиться.

Человек по натуре своей исследователь. Либо учится, либо деградирует. Люди учатся всю жизнь, деграданты заканчивают обучение после окончания школы или ВУЗа, ведь никто больше не заставляет.

И вот ещё что. Большие тексты получаются из маленьких эпизодов.

Хорошие большие тексты из хороших маленьких эпизодов.

Мне бы очень хотелось, чтобы вы поняли, что совершенно пофиг, кто там что думает на тему вашего писательства, важно то, к чему вы действительно стремитесь и чего обязательно добьётесь.

Плевать, что кто-то там в вас не верит.

Важно лишь то, насколько вы сами верите в себя.

Побеждает тот, кто не сдаётся.

Большой, большой мир

Нежно-оранжевая капля апельсинового сока стекает по её подбородку. Она хитро улыбается и толкает меня ладонью – заигрывает – и я падаю на спину и легонько ударяюсь затылком об обтянутую простынёй гладь... Нет, не ударяюсь... не обо что тут ударяться... вакуум, невесомость и я.

Но я действительно заваливаюсь на спину и автоматически шевелю руками, будто пытаюсь выплыть отсюда – из этой абсолютной бездны, где нет ни верха, ни низа, ни лева, ни права, а есть только испещрённая огоньками звёзд тьма. Я рыбка огромного космоса, у меня ограниченное количество кислорода, он скоро закончится и я умру.

Это могло бы угнетать, если бы я имел хоть один шанс из миллиона на то, что мог бы спастись. Но такого шанса нет. И потому нет метаний. Я просто плыву в невесомости туда, где нет края. Плыву, потихоньку барахтаясь в этой пронизанной со всех сторон светом звёзд темноте, плыву туда, где меня никто ни ждёт.

Кто-то гниёт в земле, кого-то обгладывают гиены, кто-то превращается в вонючий дым, а я просто плыву себе во тьме, маленький живой космический мусор, плыву себе по невнятной траектории, переворачиваюсь, разглядывая в стекло видимую часть огромного мира.

В Петергофе, у фонтана, она протянула мне свою руку, руку с длинными пальцами, каждый ноготь на котором был настоящим произведением искусства и после того, как я коснулся этой прохлады губами, сказала:

- Нет ничего общего между полётом и падением. Когда ты летишь – ты свободен. Когда падаешь – нет. Никакого желания прыгать с парашютом у меня нет. Я летать хочу, а не падать. И вообще, гравитация – оковы.

У неё было обострённое чувство свободы.

А у меня теперь отсутствовало чувство какой бы то ни было гравитации.

Забавно. Я летал во снах, в реальности обнимая её, а теперь полёт мой – явь, а обнять её я не могу. В этом есть какой-то ограниченный кайф. На данный момент я даже не получаю удовольствие от того, что не могу упасть и разбиться. Тут некуда падать – сверху то же, что и снизу, слева и справа... впрочем, да.... тут нет ни верха, ни низа, ни лева, ни права... я просто автоматически считаю верхом то, куда направлена моя голова, а руки по прежнему считаю левой и правой.

Какой огромный мир.

Как много в нём звёзд.

Она стелит на лужайке тёплое одеяло. Шерсть мериносов. Усаживается на него и смотрит на меня, блестя потрясающими своими глазами в свете луны. Ждёт. Я вынимаю из рюкзака складной столик и раскладываю его. Затем достаю три бутылки и коробок спичек. Мне нравилось поджигать “Б-52″ именно спичками, а не зубочистками на манер всей этой братии в ресторанах.

Калуа.

Бейлис.

Куантро.

Чирк... Чирк... Пых!

- Держи трубочку, малышка. Не подведи меня.

Она хохочет, спешно тянет из импровизированного сопла горящий коктейль и пахнет смесью ликёров, когда я своими губами нащупываю её – тёплые, пухлые, сладкие...

Мне осталось жить часа три... Причём последние десять минут могут быть пыткой, если я не закончу всё это раньше. Скосив глаза вбок – наверное он правый? – вижу, что кислорода осталось на 2 ч 53 м.

Ну что ж... Полетаю пока.

Между прочим, корабль, который меня потерял, теперь настолько далеко, что я даже забыл про него.

Ну, а какой смысл думать об упущенных возможностях? Я не успел, они не смогли. Бывает. Одним гуманоидом меньше – тоже мне, трагедия. Люди только и делают, что мрут, как мухи. Просто моя жизнь мне кажется поважнее многих других. Но это нормально – сначала из вагины появляется эгоизм, основанный на инстинкте самосохранения, а потом уже всё остальное – голова там, ноги – у кого как.