Лев Давыдычев - Случайный спутник (Повести и рассказы)

Она прикрыла рукой вырез в халате на груди, улыбнулась, еще не понимая, как там, внизу, за оградой оказался Виктор.

Он махал ей рукой и что-то говорил.

Натали боялась пошевелиться, словно самым легким движением могла вспугнуть видение. Ей показалось, что она задремала, и вот — привиделось… Но как облегченно вздохнулось… В одно мгновение она освободилась от всего, что угнетало ее.

— Сейчас, сейчас, — прошептала Натали, словно Виктор мог услышать ее, и бросилась бежать по коридору, громко щелкая подошвами тапочек, каким-то чудом не упала на лестнице, рванула дверь…

— Нянечка!

— Да что с тобой?!

— Скорее дайте халат… понимаете, ненадолго… Он пришел!.. Я быстро, никто и не увидит… вы должны понять… я же без него не могу… Вы такая добрая… — бормотала Натали, запутавшись в рукавах халата.

— Я на тебя главврачу докладную подам, — растерянно отвечала нянечка, помогая ей завязывать тесемки. — Где это видано? Да меня из-за тебя в два счета с работы выставят. Никуда я тебя не пущу, психопатка ты ненормальная… — Нянечка, всхлипывая, повязывала ей косынку со своей головы. — Не пущу и все…

Натали чмокнула ее в щеку и убежала.

Дежурившая при входе медсестра даже головы не подняла от книги.

Прохладный утренний воздух ознобил Натали. Она дышала сквозь стиснутые зубы, словно боясь задохнуться.

Виктор медленно шел к ней. Натали спрыгнула с крыльца, сбросила тапочки, чтобы легче было бежать, и остановилась, почувствовав скользкий холод гравия.

— Я уезжаю, — сказал Виктор, опустив голову.

— Ну и что? — прошептала Натали, ища его взгляда. — Я буду ждать… я умею…

— Мы уезжаем, — еще тише сказал Виктор, отвернувшись. — Так лучше. Ты должна понять. Ты обязана… — И закурил.

Натали молча протянула руку, взяла папиросу и — вздрогнув — сломала ее. Выбросила.

— Понимаешь… мне от семьи… не уйти… не могу… не имею права… у меня такая работа…

— А когда?

— Сегодня. Я специально решил хотя бы пройти мимо… и вижу — ты у окна… Потом поймешь, что я был прав.

— Знобит, знобит, — бормотала Натали, пытаясь дыханием согреть руки. — Сейчас… сейчас… я что-то должна сказать тебе… самое главное… и забыла… забыла…

— Наталья! — услышала она испуганный нянечкин голос.

— Тебя зовут, — сказал Виктор. — Желаю тебе…

— Так вот… подожди… подожди… — торопливо бормотала Натали. — Неужели ты не мог прийти… не так?.. Я не успею сказать… вспомнить… Ведь ты абсолютно неправ… Ты не понял меня… не захотел понять…

— Наталья, Наталья, бежи сюда! Обход начинается!

— Ты не понял меня…

— Это ты меня не понимаешь…

— Не уезжай, а!.. Я не буду беспокоить тебя… ведь мне не забыть тебя, как ты не понимаешь!

— Оглохла ты, что ли? — Нянечка дернула ее за рукав. — Врачи с обходом идут! Попадет ведь мне через тебя!

— Уйдите, нянечка!.. Уйдите!..

Нянечка молча тянула ее за собой, бормотала:

— Оставьте нас на минуту, — Натали от волнения охрипла, и перепуганная нянечка попятилась.

— Прощай, — сказал Виктор, — я напишу тебе. Ты можешь простыть… босая…

— Нет, нет… так я и не вспомнила…

— Иди, тебя ждут…

— А-а… — Натали прикрыла ладонью рот, чтобы не вскрикнуть. — Вспомнила!.. Ты врешь, ты врешь самому себе… ты всю жизнь будешь врать… даже себе… вернее, особенно себе… а со мной тебе не надо было бы…

Виктор уходил торопливо, опустив голову. Жалко уходил. И Натали, опустив голову, брела обратно.

Нянечка ждала ее у крыльца с тапочками в руках, сказала просящим тоном:

— Бежи, попадет мне…

Когда Натали бежала вверх по лестнице, ей казалось, что от каждого шага сердце может разорваться.

…Весь день она настороженно прислушивалась к самой себе. Испытывала она какое-то необычное ощущение, которое не соответствовало тому, что она переживала. Она ждала тоски, растерянности, хотя бы уныния, но… Конечно, она несправедлива к Виктору. Она же абсолютно не знает его жизни, его работы… Поразило лишь то, что он жалок. И еще она знала, что переживания будут потом, а сейчас надо разобраться, что же с ней происходит. И только к вечеру она поняла, что просто выздоровела. Значит, завтра ее выпишут. Сначала она посидит в набережном сквере под большими часами, будет долго смотреть, как вздрагивает минутная стрелка. А потом Натали отправится в общежитие. И не будет она ругать свою судьбу, а будет жить.

Нянечка сказала, что внизу ее ждут, и предупредила:

— Жулик, по-моему, какой-то.

А это был отчим, облачившийся в серый парусиновый костюм, с подвернутыми и уже засаленными рукавами.

— Что тебе надо? — спросила Натали.

— Что мне надо! — возмущенно отозвался он. — Что за тон? Мне надо, чтобы ко мне относились по-человечески!

— Кто?

— Ты!

— Я?!

— Да, ты. У меня, у твоего как-никак родственника некоторым образом, несчастье. Крупное. Ты обязана мне помочь, ведь мы несколько лет жили в одной семье…

— А ты меня выгнал.

— В силу обстоятельств.

— А что сейчас случилось?

— О! — простонал отчим. — Случился детектив. Кошмар. Глупость. Чушь. Но я — жертва. Моя жена, эта мерзавка, авантюристка, вампир…

— Тише, тише, — насмешливо попросила Натали. — Она что, бросила тебя?

— Самым подлым образом.

— А при чем тут я?

— Не могу же я жить один. Я стар. И болен. У меня никого нет. У меня даже постирать некому. Вот в какое я попал положение.

— Но у тебя есть деньги.

— У! Меня! — в ухо ей шепотом выкрикнул он. — Нет! Денег! Нет! Она вынудила меня дать ей доверенность на все сберкнижки и… улизнула в неизвестном направлении.

— А картина? — не сдержав смеха, спросила Натали. — Те заборные Адам и Ева?

— Висят! — отчим махнул ручкой. — Я найду покупателя. Продать еще есть что… Я консультировался у юристов. Ничего не получается. Закон, как ни странно, на стороне этой негодяйки. Я прошу тебя! — Он цепко схватил Натали за руку. — Ты не имеешь морального права бросить меня! Это бездушно, бесчеловечно! Я могу, учти, обратиться в газету, в профком твоего института, в комсомол, я потребую…

— Самое странное, — перебила Натали, — я тебя жалею. Мне следует тебя ненавидеть, а я тебя жалею. Почему?

Отчим заморгал, громко проглотил слюну, выговорил:

— Я заслужил… Всю жизнь я работал, как лошадь. Я имею в виду не только филармонию, а всю мою деятельность. Экономил каждую копейку даже старой валюты. И — крах. Я думал… — Отчим говорил напыщенно, почти декламировал. — Я думал: не выживу. Несколько дней я лежал, и по моим щекам текли слезы. Я не принимал пищи. Мне хотелось умереть. Смерть уже стояла у моего изголовья. Я слышал, как останавливается мое сердце… Но представляешь, что получилось бы, если бы я умер?! Эта мерзавка стала бы обладательницей моей квартиры и всей обстановки!.. Я встал, пошел в кафе, поел и понял, что я переживу ее, обязан пережить.