Валентин Крючков - На крутом переломе

Осипов вспомнил о том, как в четырнадцать лет у его сына обнаружилась страшная болезнь — коарктация аорты. Или по-народному — порок сердца. Проявилась она не сразу. К этому времени Андрей заметно сник: совсем не стал бегать, меньше гулять, а больше дома находился. Вялый, инертный, он менялся на глазах. И когда поинтересовались: в чем дело? Впервые пожаловался на сердце. Пошли проверять — коарктация аорты. Без операции не обойтись. Вот тут Фанфаронов, сам Кузьма Васильевич, больше всех помог: устроил в клинику Тузова, известного «сердечника», с сыном которого учился в школе. Операцию делал сам академик Тузов — гордость города, всей области, и вообще именитый в стране медик. Он является вторым отцом Андрея. Конечно, Фанфаронов и по другим вопросам помогал, что и говорить — никогда не отказывал. И на ВДНХ он отстаивал. И участок для сада выхлопотал. И квартиру двухкомнатную. А теперь Андрей — отец двоих детей. Поэтому Осипов и прощал Фанфаронову многие его выходки. Другие не прощают. Посылают его подальше. Однако Кузьма Васильевич неисправим. Это беда его. Грубости в нем, пожалуй, не меньше, чем и напористости. А на днях принялся наводить порядок в столовой. Взял за шиворот слесаря шиха, участника войны.

Давно не срывался Кузьма Васильевич. И вот опять не сдержался. Теперь, наверное, и сам казнится. Скандал на весь корпус.

Каждый получает то, что заслуживает. Фанфаронов и Никаноров. Два больших человека, а какие они разные? Наш, в случае чего, сразу весь закипает и кидается, сломя голову, в бой. Шумливый, напористый. Никаноров, напротив, внешне совсем спокоен. Кажется, ничто не может вывести его из себя. Однако «мягко стелет — жестко спать». И скажет, вроде, негромко, обычным голосом, а в нем за километр металл слышится, и не хочешь, да сделаешь. А говорит всегда весомо, убедительно, каждое слово к месту, в самый аккурат. И что это я, — подумал Осипов. — Как в той песне. «Тихо сам с собою, тихо сам с собою я веду беседу». Беседа беседой, работать надо. План есть план.

Много дней, обиженный на Осипова за угрозу, за общение с Никаноровым, за дурацкое предложение ликвидировать промежуточное звено — корпус, ходил Фанфаронов по территории и думал, как же свести счеты с этим неблагодарным наладчиком. И вот, наконец, его осенило.

В кабинет Фанфаронов поднялся, напевая. «Кажется, нашел! — потрогал себя за подбородок, потер ладони одна о другую. — Да, нашел. Представлять продукцию завода на ВДНХ будет не Осипов. Он нужен здесь. Тра-ля-ля-ля!»

Вспомнив кулак рабочего, мощный, с желтоватыми потеками масла, он сразу прекратил пение, с ужасом подумав: «Вот если бы приложился?! Не сладко пришлось бы. Как это называется, когда глаза соловеют? Когда человек лежит на полу — это нокаут. От осиповского кулака, не мудрено, можно получить и нокаут. Но ведь не ударил бы! Не такой он человек. Просто попугал. Однако товарищ Осипов забывается. Нас пугать ему не положено. И мы устроим ему за это тоже нокаут, не боксерский, другой, не менее чувствительный, чтоб знал, как выступать на партийном собрании».

А главное, — размышлял Фанфаронов, — выступил опять после встречи с директором. Вот спелись — водой на разольешь. Не ведал, что у Никанорова такая неодолимая тяга к общению с рабочими. Авторитет укрепляет. Ну и пусть. Беспокоит другое: Никаноров методично, шаг за шагом, идет к своей цели и убирает с дороги неугодных ему людей. Кудрина снял. Молотильников сам «ушли». В лесотарном начальника заменил. А Петра Васильевича Наместина, ставшего недавно, всего год назад начальником цеха, тоже выгнал. Говорят, припомнил дежурство в ДНД и за позор сына отомстил. А сколько мастеров, начальников участков? Теперь дошла очередь до меня. Обложил, как медведя в берлоге. Неужели все? А что тогда мне предложит Никаноров? Кудрина мастером. Простым мастером на отстающий участок. И пояснил, напутствуя: «Если сможете показать себя, тогда мы посмотрим, куда вас определить. Вакансии у завода будут». А меня, может, в бригадиры пошлет? Неужели цех не доверит? В случае чего, не постесняюсь, сам попрошусь в новый цех. Кадры подберу — и мы еще покажем себя. И еще нос утрем всяким там Яктагузовым.

Фанфаронов действовал энергично, как и в лучшие свои годы. И считал, что обстоятельства складываются именно так, чтоб все задуманное им получилось. Выполняя распоряжение Никанорова о шефской помощи, он сам лично сформировал группу для отправки ее в сельский район на строительство дороги. С людьми было не густо: и он снял их не только с вспомогательных служб, но и с автоматических линий. И в тот же день отправил всю бригаду в подшефное хозяйство. А на отладку новой линии для ВДНХ вместо Осипова поставил другого человека, мотивировав свое решение тем, что не может снять опытнейшего наладчика Осипова и тем самым оголить десятую линию, продукция с которой идет прямым ходом на главный конвейер автозавода. А с ним шутки плохи. В памяти еще свежим оставался случай с контейнером из пружинного цеха.

Фанфаронову казалось, что своим решением, которое корпусу существенного вреда не наносило, ибо недоделка «десятки» восполнялась другими позициями, в ряду наступающих на него Осипова и Никанорова — он пробил брешь. И немалую. И мысленно он повторял свою любимую фразу: «Войти в конфликт — не трудно, как выйти из него, не проиграв — задача».

Поначалу так и было. Через пару дней заболел сменщик Осипова. Несколько дней он работал и за себя, и за него. Но потом не выдержал. К тому же наладчиков, снятых с других линий, изготовляющих «десятку», восполнить тоже было некем. И сразу в сменном задании против «десятки» появился красный цвет — дефицит. Разговор о нем Никаноров завел на очередной оперативке.

— Вот уже который день корпус хромает с «десяткой». Мы еле выкручиваемся. Автозавод каждый час давит. В чем дело, Кузьма Васильевич?

— Людей не хватает.

— Где же они?

— Отправил в подшефный район. По вашему указанию. Дорогу строить. Некоторые болеют. Не знаю, как быть?

— Линию на ВДНХ готовите?

— Готовим.

— Сейчас же прекратите это. И всех людей с нее бросьте на план.

— Но ведь честь завода, — начал было оторопевший от такого оборота Фанфаронов.

— Честь завода, в первую очередь, в том, если он выполняет план. ВДНХ обойдется без нас. Потребители обойтись не могут. К тому же линия на ВДНХ слишком громоздкая. Это тоже не делает нам чести. А вас, Кузьма Васильевич, я предупреждаю. В последний раз. Если еще такое повторится, будете наказаны.

Фанфаронов, как и многие другие, искренне удивлялся, но не предупреждению, другому: «Такого в истории завода еще не бывало, чтоб добровольно отказаться от ВДНХ? Уму непостижимо! Не понимаю». Однако он с радостью выполнил указание директора: теперь он точно знал, что Осипов ни в столицу, вообще никуда не поедет. «А Никаноров, что ни говори, не ординарен, — думал Фанфаронов. — Если честно, то в последние месяцы завод стал набирать обороты. И ощутимо. Небольшой срок он на заводе первым лицом, а сдвиг очевиден. Два месяца выполняет план. А что он такого сделал? Заметно дисциплину подтянул. Все эти «фитильки» оказывается, с прицелом. «На работе — все время работе!» И даже городские телефоны в цехах убрал, чтоб люди не тратили время попусту. Оставил лишь тем, кому это крайне необходимо по роду деятельности. Оперативки на свой лад перестроил. Два раза в сутки — отдай, не греши: утром — в восемь, вечером — в девятнадцать. А в последней неделе месяца ввел третью оперативку — в двадцать два часа. Конечно, итээровцам пришлось несладко от таких его нововведений. Но что поделаешь? Не для себя человек старается. Он теперь все в своем кулаке держит. А по поводу, нравятся или не нравятся оперативки, сказал тоже вполне определенно: «Либо с нами, чтобы вытянуть завод, либо мы без вас, а вы без завода». И всем роптаньям разом конец положил. Да разве только это? А его знаменитый «КСОПмер»? Комплексная система оперативно-перспективных мер. Название, может быть, и не из легких, зато работать, управлять производством стало намного легче. Все людям известно: что, где и когда? Каждое мероприятие расписано по дням и часам. И главное, кто ответственный, кто проводит — все наглядно. Все рассчитано по науке. Науку втянул в производство. Новую техническую политику повел. Его правой рукой стал Лев Харитонович Исаков. А до Никанорова этого Исакова, можно сказать, и за человека не считали. Зато теперь, как говаривает Кудрин, Исаков чуть ли не «левой ногой» дверь в кабинет директора открывает. А с инструментом? Тоже неплохо получилось. После этого завод потянул. А тут гальванические агрегаты пустили. Борсодержащие стали начали готовить к внедрению. Все одно к одному. Все что-то двигалось, что-то улучшалось. А в итоге — на план работало. Хотя не все проходило гладко. Многое, надо откровенно признаться, давалось не без труда. Не без боя. Взять тот же «КСОПмер». Дело «без крови» не обошлось. Это случилось на заседании парткома. Оно запомнилось всем, кому довелось на нем присутствовать, и о нем говорили долго: Никаноров ушел с парткома.