Валентин Крючков - Когда в пути не один

«Такой молодой! Совсем юноша, а взялся за такой гуж!» — подумал Филиппов с невольным уважением, идя рядом с председателем к его машине.

По дороге Ласкин рассказывал гостям о том, как поживают тетушки Филиппова, а потом перевел разговор на дела колхозные и немного нерешительно, но с явным знанием дела нарисовал картину хозяйства, имеющего показатели работы даже не средние, а более низкие, хотя земли в «Парижском коммунаре» — словно вороново крыло.

Филиппова интересовало, как идет строительство дороги, включенное в план областных мероприятий по оказанию шефской помощи селу. Поэтому поехали не кратчайшим путем по грунтовке, через Маджары, а по главной столбовой дороге, ведущей в бывшее имение Пушкина — Большое Болдино, ныне районный центр.

Напротив Дубровки, небольшой деревушки, где был поворот на Амулино, свернули направо, еще немного проехали, и ситуация с дорогой предстала в самом неприглядном виде: даже не искушенному в делах человеку было видно, что строители здесь не появлялись очень и очень давно. Около брошенного вагончика, некогда служившего прорабской, царило полнейшее затишье, лишь грачи без особой опаски хозяйничали на безлюдье.

— Дорогу строили шефы, — пояснил Ласкин. — Шефы у нас известные — завод «Дизель революции». Но, к сожалению, они практически перестали заниматься дорогой. Я звонил, не единожды бывал у них, но толку мало: ссылаются на свои трудности.

— Все ясно, Григорий Николаевич, — ответил Филиппов. — Объясню, чтобы вы знали: по заданию председателя облисполкома я прилетел в ваш район, чтобы побывать в некоторых хозяйствах, познакомиться с их работой и жизнью. Через две недели состоится заседание исполкома. А перед этим я обязан буду доложить Ивану Васильевичу о том, что увидел сегодня здесь. Вам понятно? Ну и хорошо. Поехали, а то мои тетушки, наверное, уже заждались.

В Амулине фамилия Филипповых была известна и уважаема издавна, со времен деда, бабушки и отца Владимира. Младшая сестра отца, Александра, всю жизнь проработала в школе, сначала учительницей, а потом многие годы, продолжая преподавать, занимала пост директора школы. Как говаривал, бывало, сосед Иван, друг детства Владимира, она все село выучила… А старшая ее сестра Анна прожектористом прошла всю войну, домой вернулась инвалидом по зрению. И все равно, пока могла, работала кладовщицей, и только когда уже совсем плохо стала видеть, ушла на пенсию. Односельчане относились к обеим сестрам с особым уважением и теплотой: честные, трудолюбивые и гостеприимные, они всегда могли дать дельный совет, помочь нуждающимся, а если потребуется — отдать и последнее… Дверь филипповской избы всегда была открыта для амулинцев.

Но вот показалась и Амулинская школа, перед ней повернули направо, проехали по лужку, оставив по левую руку обелиск, на постаменте которого, как хорошо помнил Владимир, выбиты фамилии погибших на фронтах Великой Отечественной войны сельчан, среди которых и отец его, Филиппов Алексей Яковлевич.

«Завтра схожу к обелиску с Маринкой», — пообещал себе Владимир.

Фыркнув, машина остановилась возле старого, вросшего в землю амбара, знакомого Вовке Филиппову с самого малолетства. Здесь ночевала летом с подругами младшая из сестер Филипповых да хранилось в сундуках все имеющееся в семье добро. А в годы войны именно в этом амбаре жил какое-то время Василий Живцов, боец, по ранению вернувшийся с фронта, который, по его словам, зашел в село проведать их по просьбе своего командира — Алексея Яковлевича Филиппова. Но, как выяснилось впоследствии, на самом деле Живцов оказался дезертиром и к тому же вором и насильником: улучив удобный момент, он украл из сундуков в амбаре все самое ценное, что смог унести, пошел и на более страшное преступление — в Ендовищенском овраге изнасиловал одну из лучших невест в округе, красавицу Груню …

Несколько дней посидела, поплакала семья Филипповых вместе с сельчанами, приходившими разделить их горе. Да и смирилась. «Будем живы, если богу угодно, наживем добра нового. А дезертир и вор все равно добром не кончит. Когда-никогда настигнет его кара господня», — вытирая слезы, говорила бабушка.

Так и случилось, хотя и не сразу. Позже, когда времени после преступлений пакостника прошло уже немало, милиционеры изловили-таки его вместе с приятелем-подельником. Связанных по рукам и ногам бандитов везли на телеге через Амулино в районный центр Калганы. Первым узнал про это Витька Буянов и тут же сообщил новость Вовке, своему закадычному дружку, отыскав его возле дома Епифановых, где шла гульба по случаю возвращения с фронта известного всему селу гармониста и весельчака Михаила Епифанова.

Вовка мгновенно оценил обстановку. Не теряя времени, он, никем не замеченный за общим шумом и толчеей, подобрался к телеге поближе, вынул из кармана два кремня и закопченный фитиль, высек искру. Смахнув слезы от едкого дыма и воспользовавшись тем, что милиционеры, приглашенные к столу, как раз в тот момент аппетитно закусывали, Вовка прицелился и поднес фитиль к спичкам в прорези самопала — они мгновенно вспыхнули, и вместе с выстрелом раздался вопль дезертира Василия. А Вовка изо всех сил бросился бежать на задворки, с яростным торжеством на бегу повторяя: «Получил гад за все!»

…Из воспоминаний о давно минувшем Филиппова вывела дочь:

— Папа, ты заснул, что ли? Мы же приехали!

Когда вышли из машины, то увидели, словно на картине, как, освещенные косыми солнечными лучами, рядышком стоят на крыльце обе сестры Филипповы и молча улыбаются от счастья, что наконец-то дождались дорогих их сердцу гостей.

Тут же все начали обниматься и целоваться, а потом тетушки принялись рассматривать Маринку, радостно рассуждая, на кого она больше похожа: на мать или отца? Так и не определив преобладания в ней отцовского или материнского рода, дотошные тетушки вскоре угомонились и, решив, что Маринка похожа сама на себя, пригласили всех в избу.

Владимир с дочерью, подхватив свои вещи и гостинцы, вошли в дом, передали съестное хозяевам. А сами умылись после дороги, причесались и только после этого вместе с Ласкиным прошли в большую комнату, где под пятиламповой люстрой уже стоял накрытый стол и были расставлены стулья.

«Девять штук, — машинально сосчитал Владимир. — Интересно, для кого столько понаставили? Может, пригласили моих друзей детства — Ивана Сидорова и братьев Журавлевых? — И в груди при воспоминании о них, как всегда, стало тепло. — Впрочем, дело хозяйское, тетушкам виднее…»

Стол, хотя и по-домашнему простой, радовал изобилием: соленые грибы и огурчики собственного приготовления, жареная картошка, селедка, колбаса двух сортов, сыр, а на краю стола — большой каравай белого и буханка ржаного, которые, чтобы не засох хлеб, так и не нарезали до приезда гостей.