Валентин Крючков - Когда в пути не один

Занятый решением массы проблем, имеющихся в работе промышленных предприятий области, Максимов не забыл данного Панкратову обещания побывать в цирке, чтобы самому убедиться, в каком запущенном состоянии находится здание. И вскоре в своем расписанном по часам рабочем графике он выкроил время и вместе с управляющими трестами Першининым и Коваленко ближе к вечеру приехал в старый цирк, где их с распростертыми объятиями встретил Панкратов.

Слушая его подробные объяснения, они неторопливо обошли арену, комнаты, подсобные и подвальные помещения, блоки водоэлектроснабжения, что позволило им своими глазами увидеть, в какое плачевное состояние пришел цирк за годы после его закрытия, и с ужасом представили, что с ним произойдет, если не взяться за дело в самое ближайшее время.

Завершив обход, продолжавшийся довольно-таки длительное время, собрались в кабинете директора, где вначале продолжили обсуждение увиденного, а затем познакомились с макетом нового здания цирка, проектно-сметной документацией, определились, с чего и как начинать реконструкцию.

— Скажите, Федор Александрович, сколько времени потребуется, чтобы полным ходом развернуть здесь работы? — обратился Максимов к Першинину, которого после долгой беседы с трудом уговорил стать генеральным подрядчиком.

Першинин, согласившийся взять на свои плечи такую обузу лишь потому, что увидел, как горячо был заинтересован в этом вопросе второй секретарь обкома партии, обещавший оказывать во всем активную поддержку, с ответом не торопился: после осмотра и ознакомления с проектно-сметной документацией он убедился в том, что предстоящий объем работ не идет ни в какое сравнение с тем, что пришлось выполнить при реконструкции обоих театров, вместе взятых, поэтому с запасом на раскачку назвал срок:

— Думаю, дней восемь — десять.

— Постарайтесь форсированно за неделю, — скорректировал срок Максимов и попросил представить ему список руководителей субподрядных организаций, которых после согласования вопроса с первым секретарем обкома партии Максимов наметил пригласить к себе на совещание. Вначале он думал провести его сразу в цирке, но, поразмыслив, решил, что лучше сделать это в своем кабинете, чтобы тем самым показать людям всю серьезность намерений обкома партии. Обсудив другие вопросы, в частности оказания помощи строителям районами города, именитые гости засобирались уезжать. Но Панкратов, периодически выходивший в предбанник своего кабинета, где пышнотелая буфетчица уже нарезала и разложила закуску по тарелкам, а теперь лишь ожидала сигнала директора, чтобы принести к нему в кабинет все приготовленное, попросил их задержаться на чаек, пояснив:

— История не простит мне, если я в такой важный для меня день отпущу вас, не угостив даже чаем. Прошу, Геннадий Харитонович, и вас, уважаемые строители, к столу.

Он подал знак буфетчице и быстро убрал всю документацию со стола на стеллажи, а на освободившееся место водрузил большой медный самовар из тех, какие теперь уже трудно найти.

Через мгновение стол был искусно сервирован, и на правах хозяина директор цирка предложил гостям поудобнее устраиваться, по ходу дела решив поделиться с ними своей тайной:

— Открою секрет, к чаю для дорогих гостей я давно берегу бутылку водки, настоянной на корнях женьшеня.

Он показал большую фигурную бутылку литра на полтора, на дне которой и в самом деле покачивался настоящий «корень жизни». Строители, несколько оторопевшие от столь неожиданного приглашения, вопросительно посмотрели на второго секретаря обкома партии: мол, как быть? Хотя в душе, несмотря на поздний час, отказываться от предложения никому не хотелось: женьшень привлекал всех.

Понимая состояние управляющих трестами, Максимов взглянул на часы, потом на хитро улыбающегося в смиренно-просительной позе директора цирка и, зная, что его предложение поможет сблизить всех присутствующих, сказал добродушно:

— Ну что, мужики? Рабочее время давно закончилось, и негоже обижать человека за истинно русское гостеприимство. Прошу располагаться. — Показывая пример, он первым устроился напротив Панкратова, а следом и остальные.

Застолье прошло, как и в лучшие годы, когда цирк действовал: на должном уровне и душевно. Выпив по рюмочке-другой, люди раскрепостились и с удовольствием предавались воспоминаниям, а вскоре, чувствуя себя единомышленниками и уже доверяя друг другу, выпили на посошок и разъехались с надеждой, что все затеваемое ими должно получиться — раз за дело так бодро взялся второй секретарь обкома партии. И больше других верил в это директор цирка Иван Панкратов.

После бюро Славянов вернулся на работу поздно и выглядел усталым и разбитым: он продолжал еще переживать свое поражение, хотя понимал, что, оставшись верным своим убеждениям, рассчитывать на другой исход голосования у него не было шансов: большинство в бюро — люди Богородова.

Почувствовав, что поднялось давление, он прошел в комнату отдыха, стараясь успокоиться, посидел немного, но легче не стало, и ему пришлось выпить таблетку адельфана.

Когда стало получше, председатель прошел в свой рабочий кабинет, нехотя опустился в кресло, по прямой связи попросил секретаршу принести ему стакан чая с лимоном и вызвать машину. Зинаида была готова к этому и выполнила его просьбу без задержки…

После чая, не изменяя своей привычке, Славянов ознакомился с оперативными сводками по надоям молока, рассмотрел и подписал почту, сдвинул папки на край стола, чтобы их могли взять помощники, и пригласил всех, кто дожидался его возвращения с бюро.

Когда Леснов, Липатов и Филиппов появились в его кабинете, председатель поднялся с кресла и прошелся вдоль стены, пока еще ни слова не сказав об итогах голосования, хотя все уже поняли, что они не такие, как бы ему хотелось.

— Что, Иван Васильевич, Богородов не захотел идти против министра? — нарушил гнетущую тишину и, как всегда, первым высказал свое отношение к произошедшему Липатов.

— А зачем ему лишние хлопоты? — поддержал его Леснов. — Хотя, конечно, министр круто обошелся с Секачевым, словно человек для себя строил.

— Я же вам говорил, — включился наконец в разговор Славянов, — что московские товарищи, кстати, очень солидные люди, говорят, будто Марчук шизофреник. Вот он и размахался кулаками. Спрашивается: зачем? Здание-то построено!

— Вот именно! Можно и строгим обойтись! — сверкнув глазами, сердито заметил Липатов.

— А кому это нужно? — рассуждал Славянов. — Богородов понимает, что другого решения, кроме исключения Секачева из партии, в ЦК от него не ждут. А по тому, какие «накаты» велись на область в газетах, можно сделать вывод, что кое-кто в аппарате ЦК с нетерпением ожидает, когда Богородов проявит местный патриотизм, защищая Секачева, чтобы прижать его как следует. Поэтому Богородов грудью вставать на защиту генерала и не думал. Кроме меня и Птицына, который тоже проголосовал против исключения, среди членов бюро, безусловно, были и такие, кто в душе готов был проголосовать за наше предложение, но на глазах у «первого» сделать это не осмелился. Так и остались мы с Птицыным вдвоем, но я нисколько не сомневаюсь, что правда на нашей стороне, и она, пусть и не скоро, обязательно восторжествует.