Валентин Крючков - Когда в пути не один

В наступившей тишине Владимир подумал, что Бедов в своих предположениях оказался прав: теперь и в самом деле могут развернуться события неординарные, а главное, нежелательные, и от сознания этого глубоко вздохнул: они коснутся всех присутствующих.

И все это тоже понимали.

Неожиданно дверь кабинета приоткрылась, и секретарша сообщила Славянову, что машина у подъезда.

— Спасибо, я сейчас, — ответил Славянов, направляясь в маленькую комнату, где стояла вешалка.

По коридору и до машины прошли снова молча, думая каждый о своем, и лишь прощаясь и пожимая председателю руку, с особым чувством произнесли кто «До свидания!», а кто «До завтра».

Не сговариваясь, вернулись в кабинет к Леснову, но продолжения разговора не получилось: понимали, что главные события впереди, а переливать из пустого в порожнее не имело смысла, и хозяин кабинета без промедления вызвал дежурную машину, которая и развезла всех по домам.

Позиция Славянова, после того как решение бюро об исключении Секачева из партии получило огласку, среди сотрудников обоих аппаратов — обкома партии и облисполкома — расценивалась неоднозначно. «Смелый человек этот Славянов», — восхищались одни; «Вопрос только в том, к чему приведет такая смелость», — сомневались другие; «Сам должен быть рядом с Секачевым», — заявляли сердито третьи.

Председатель облисполкома, будучи глубоко убежденным в несправедливости членов бюро по отношению к бывшему начальнику УВД, в то же время отлично понимал, что, отстаивая бесперспективный вариант решения персонального вопроса, он своим упорством самым активным образом влияет на свою политическую карьеру, и четко представлял себе, каким печальным для него может быть финал этой битвы: проводят тихо и мирно на пенсию. И даже не предложат и не помогут найти подходящую работу. Живи как знаешь, устраивайся как можешь. Невзирая на это, отступать от своих принципов Славянов не собирался, что давалось ему тоже нелегко. Глубоко переживая случившееся и неотвратимо приближающееся нерадостное будущее свое, он выглядел измученным и уставшим, раздражался по любому незначительному поводу.

Тяжелая мысль беспокоила Славянова: неужели он и на пленуме окажется чуть ли не в одиночестве? Пусть и так, но он верил, что наступит такое время, когда Секачева не просто восстановят в партии, но и вернут ему генеральский мундир. Однако и самому председателю облисполкома в ближайшее время быть на пленуме обкома «белой вороной» явно не хотелось. Он решил доказать, что у него и Птицына в области есть единомышленники.

Поразмыслив, кого из своих друзей и хороших знакомых, членов пленума обкома партии, можно привлечь на свою сторону, он составил список, поставив в нем на первое место начальника областного управления сельского хозяйства Гунина, которого когда-то с боем отстоял на эту должность и в преданности которого не сомневался.

Вторым он вписал своего заместителя Сазанова, не так давно закончившего Академию общественных наук при ЦК КПСС и долгое время находившегося в резерве обкома партии по одной только причине, что при распределении на вакантные должности выяснилось, что Сазанов не отказался от сына, которого ему родила не жена, а другая женщина. Именно эта черта характера — нести ответственность за допущенные ошибки — и понравилась в нем больше всего Славянову, и он согласился взять человека в свою команду.

И остальные, больше десятка человек, были надежными и потому оставлены председателем в тайном списке. Просмотрев его еще раз, Славянов понял: число сторонников может удвоиться или утроиться, если поименованные в нем люди поработают со своими друзьями и знакомыми, и решил немедленно переговорить с каждым, чтобы быть уверенным в их поддержке.

Не прибегая к помощи секретарши, председатель первым набрал номер директора птицефабрики Рыбакова, которого тоже зачислил в ряд своих единомышленников. Поздоровавшись, сказал ему всего одну фразу: «В предстоящую субботу. В семнадцать. Не как обычно, а восемь человек». Затем по пульту прямой связи пригласил к себе Гунина, объяснил ему причину вызова, посмотрел в список и, назвав фамилии троих из него, сказал:

— На «газике» возьмешь их с собой и подъедешь в сауну к Рыбакову. Со мной поедут двое. Там обсудим, что и как.

— Вас понял, Иван Васильевич! — ответил Гунин по-военному четко.

Выждав, пока за ним закрылась дверь, Славянов снова взялся за телефон и опять, не утруждая поручениями секретаршу, переговорил с остальными из составленного им списка, предложив встретиться в неформальной обстановке: одним — в предстоящую субботу у Рыбакова; другим, вместе с Сазановым, — в бане Лесного городка в день, о котором будет сообщено дополнительно. Никто не отказался и даже не поинтересовался, чем вызвана такая срочная необходимость: каждый посчитал данное предложение за честь, которой удостоил его председатель облисполкома.

А тем временем жизнь продолжалась, будто и не было грозного затишья в ожидании пленума обкома партии, на котором предстояло утвердить решение бюро об исключении Секачева из партии, будто в отношениях двух руководителей высшего уровня власти ничего серьезного не произошло. Авторитет, который имел Славянов, большинство считало незыблемым. И лишь некоторые — и в первую очередь Бедов, который еще в беседе с Филипповым высказал свою точку зрения по этому поводу, — с тревогой думали о том, что неординарная позиция председателя на бюро повлечет за собой и неординарные последствия. Однако вслух таких рассуждений в аппарате облисполкома не велось, а интерес общественности и населения города и области в этот период как-то непроизвольно переключился на другое важное событие: начались работы по реконструкции городского цирка, закрытого несколько лет назад в связи с его аварийным состоянием. И в центре внимания всех как-то сразу оказался второй секретарь обкома партии Максимов.

Он сдержал данное уставшему бегать по коридорам власти Панкратову слово и сразу же после осмотра цирка, понимая, что все и так затянулось на многие годы, встретился с рядом руководителей подрядных и субподрядных организаций, наметил план необходимых действий и, считая, что все у него должно получиться в лучшем виде, в боевом настроении отправился к первому секретарю обкома партии для согласования.

В свойственной ему манере — ни в чем не торопиться, он со знанием дела доложил Богородову, что в одном из самых значимых для жителей города и области учреждений культуры — цирке сложилась тревожная обстановка, которая требует самого серьезного внимания со стороны обкома партии.