Алмат Малатов - Immoralist. Кризис полудня

— Скажите, милая, вы действительно думаете, что член и рот настолько далеки друг от друга? Сочувствую вашему мужу.

—.Это большая ошибка, полагать, что вензаболеваниями болеют только социальные низы. Бывает, придет дамочка, сбросит шубку, а из нее вши разбегаются. Так что, доктора, если у вас на лобке есть родинка, и она движется, задумайтесь: не вошь ли это? А теперь, под прекрасную музыку Бетховена, вы посмотрите учебный фильм про твердый шанкр. А я пойду смотреть больных. — И фея шанкров величественно выплыла в коридор.

Про учебные фильмы, транслирующиеся кафедральным телецентром, ходили пикантные слухи: говорили, что они перебивают сигнал в ближайших домах, и вместо какой-нибудь безусловной Изауры на экране перед старушками время от времени появляется огромная волосатая елда. А жалоб не поступает исключительно потому, что они принимают елду за художественное решение.

Я «кожу» учил хорошо. Во-первых, мне было интересно, а во-вторых, внутренний голос подсказывал, что пригодится. И пригодилось.

В то время был у меня дружок — Бешеный Борька. Работал он танцором и отличался любовью к дракам, алкоголю и промискуитету. Стоил его номер дорого, и поэтому сначала он в каком-нибудь кабаке несколько ночей подряд кутил, а потом выходил там на сцену отработать. И все были счастливы.

Прогулки с Бешеным заканчивались всегда одинаково: как харизматичная личность, он успевал нагнать полную хату блядей, потом половину из них избить и выкинуть, а с оставшимися мы организовывали сложносочиненный групповой секс.

И, проснувшись одним отвратительным утром, я понял, что на полу валяется Боря с трусами в одной руке и эрекцией в другой, а рядом со мной лежит совершенно незнакомое существо со знакомыми розеолами по всему телу.

Пнув ногой Борю, я помчался в альма матер.

— Мы поедем, мы помчимся в венерический диспансер, и отчаянно ворвемся прямо к главному врачу-уууууу! Здравствуйте, Нора Андревна! Вы меня помните?

— Помню, — ответила носительница сакральных знаний и, на всякий случай, проглотила целиком шоколадку. — А что это с вами такое?

— А что со мной такое?

— Ну, вы были такой декадентски-бледный брюнет, а теперь темнокожий блондин!

— Солярий, краска для волос. Но это не главное. Главное — это схема превентивного лечения сифилиса!

— А, сифилиса. — Будда достала еще одну шоколадку, и отломила мне кусочек. — А точно был контакт?

— Не помню.

— А точно сифилис?

— Обижаете!

— А когда?

— А прямо сейчас.

— И партнера, конечно же, не помните?

— Конечно, не помню. Провал в памяти. От экстаза.

— Записывайте.

Кто бы знал, что два укола бициллина, сделанные со страху перед Люэсом, лишают возможности передвигаться? И кто бы знал, что мне позвонит Борька и сообщит, что отвел блядь на анализы и никакого сифилиса там не нашли? Но — у страха глаза велики, и я с букетом цветов хромаю на кафедру.

Прислоняюсь к двери в ожидании перерыва и слышу, как ровное контральто воплощенного Будды гудит очередным четверокурсникам:

— Вася, вы боитесь гомосексуалистов и сифилиса? Не бойтесь, Вася!.

***

Наш ВУЗ по статистике лидировал не только в прикладной венерологии, но и в поставке клиентов в дурку. В нем было элементарно тяжело учиться. Большинство же иногородних еще и работало — жрать-то хочется, и штаны новые хочется, и много чего еще хочется в районе двадцати годов в обретенном большом городе. Вот психика у некоторых и ломалась. И случай со Светочкой абсолютно не выглядел экзотикой на фоне старшекурсников в белой горячке, закрытия окон «с той стороны» и героиновых овердоз.

Девочка как девочка. Руки, ноги, очки, гитара расстроенная. Шеи нет, талии тоже. Жила девочка в соседней комнате. На первом курсе была просто тихая, на втором стала «с особенностями». То ночью в сортире посреди толчков про изгиб гитары желтой поет, то чертей на кухне ловит.

Светочка, прочная девственница, стала проявлять ко мне интерес — она пробиралась в мою сорокаметровую, полную теней комнату, и застывала в углу каменным гостем, слившись с общим бардаком. Время от времени она издавала ухающие звуки — смеялась. Я к этому быстро привык, а вот гости пугались. Вы бы тоже испугались, если бы вам в лицо неожиданно расхохоталась совой куча тряпья.

И тут пришла сессия. Девочка декомпенсировалась напрочь. Лежу я как-то дождливым утром в тряпках, глазки открыть пытаюсь. Голенький, тепленький, с утренним стояком — все как положено. Тут дверь открывается, с грацией трактора входит мокрая Светочка, в куртке, с бутылкой пива, джинсы насквозь мокрые, псиной пахнут и вечной девственностью. Это только до юности девственность пахнет цветочками. А дальше — псиной, одинокой и неприкаянной.

И вот, как есть, не сняв пинеток, в куртке и с пивом, взяла и улеглась на меня. «Холодовая остановка сердца», — мелькнуло в голове что-то из учебника. Полежала с полминуты, и говорит:

— У тебя в груди стучит, а в животе булькает.

— Ну так если б было наоборот, это был бы отек легких! Спасибо, что разбудила. А теперь слезь с меня.

Оделся я и с подругой на аборт пошел — больше пойти было некому. Прихожу обратно, а там баба моя тогдашняя ходит, маникюр обгрызает. Светочка, говорит, пыталась убить меня учебником по туберкулезу из ревности, а потом все транквилизаторы из тумбочки пожрала. Я, говорит, ей желудок промыла, и положила спать.

— Дура! Зачем промыла? Раз уж все съела, то почто добро переводить?

— Так жалко же!

— Дуууура! Дура. Она же в следующий раз с топором придет!

Ну, и сели мы к экзаменам готовиться. Утречком сдавать идти, а мы еще и учебник не открывали. Открыли учебники — и дверь открылась. Вползла Светочка, помычала и упала. Я ее поднял, отволок на кроватку девичью. Через пятнадцать минут опять вползла и упала. И так еще пятнадцать раз. Потом затихла. Заглянул к ней — а она с початой баночкой блокаторов кальциевых каналов заснула. Ну, думаю, все. Хватит.

Взял баночку, несколько пилюлек по полу раскидал, остальное себе в карман ссыпал, а баночку в кулачок вложил. И «скорую» вызвал.

Расчет был прост, как инфузория: куда повезут после попытки суицида? В дурку. А там мимо симптомов дебюта шизофрении не пройдут — уж больно яркая симптоматика.

В пять утра на безлюдной Петровской набережной появилась «скорая». Оттуда вылезли толстый фельдшер и пьяный доктор.

— Ну, где эта коза?

— Пойдемте же скорее! — Я изобразил тревогу на личике. — А вдруг она уже умерла?!

— Если бы! Травануться еще суметь надо!

Капельница, зонд, попытка уговорить нас посидеть с соседкой.

— Нет, что вы! У нас экзамен в девять! Две попытки суицида за сутки! Мы не можем взять на себя такую ответственность!